Ведьмино кольцо

– Прошу извинить, если помешал, но мне нужна ваша помощь. Один из моих порученцев… Богдан… я отправил его на разведку. Он должен был пролететь на мультикоптере над хутором, разузнать обстановку. Но прошло больше часа, а он не возвращается. Со стороны хутора я слышал взрыв… Могло произойти несчастье.

– Располагайте нами, – с готовностью откликнулась ты, однако в голосе твоем мне послышалось скорее желание вырваться отсюда, чем беспокойство по поводу пропавшего Богдана.

– Благодарю. – Он повернул темную выпуклость шлема ко мне: – Тогда попрошу вас проследовать за мной.

– Меня? – Я растерялась, посмотрела на тебя, надеясь на подсказку, но ты хранила молчание и бесстрастность.

– Да. Только вас. Лизе сейчас не стоит появляться на хуторе, а вы – лицо нейтральное, вам будет проще.

Ты не возразила, даже бровью не повела, отпустила меня безмолвно. Я списала это на овладевшую тобой прострацию, но, сознаюсь, меня укололо. Что с тобой? Меня уводили в неизвестность, а ты не подарила мне даже поцелуя?..

– От вас потребуется известная осторожность, – наставлял меня Гор, провожая через полуосвещенные переходы. – Но в целом задача представляется выполнимой. Постарайтесь пробраться к хутору и узнать, что сталось с мультикоптером и, главное, с летчиком. Себя лучше не обнаруживать По максимуму задействуйте зрение и слух. И еще… – Он приостановился и чуть не уперся в меня своим шлемом. – Вы же понимаете, что Лиза остается здесь. Не советую глупить…

Меня обдало холодом. Он говорил о тебе как о заложнице! Теперь ясно, почему он отправил на разведку меня одну. То, что связывает нас с тобой, крепче любых зароков.

Не помню, как я добежала до хутора. Мысли были заняты тобой, и я одумалась, лишь когда заросли поредели и сквозь них проступило следующее: в неглубокой, но широкой воронке валялись искореженные лопасти пропеллеров, изогнутые лоскуты металлической обшивки, бруски, рейки и прочее, чему я не смогла подобрать определения. Все было покрыто слоем сажи, а над воронкой курился дымок. Падение летательной машины завершилось не только взрывом, но и пожаром.

В воронке копошились несколько хуторских мужчин. Еще десятка два твоих общинников, в том числе Плашка, толпились по краям. Особняком держались субинспектор, товарищ Вадим, этнограф Байдачник и незнакомый мне седовласый человек в тужурке мастерового. Они ловили на себе озлобленные взгляды и не выпускали из рук оружия.

– Ну, чё? – проорал субинспектор, глядя в яму. – Достали?

Из развороченной кабины вытащили обугленного пилота. Костюм на нем сгорел, как и плоть, уцелел лишь костяк, а шлем расплавился и так плотно облепил – я бы сказала обтек – голову, что нечего было и пытаться его снять. Зрелище было жутчайшим, на меня накатила тошнота, и я съежилась под кустом, закрыв рот ладонью, чтобы себя не выдать.

Товарищ Вадим недоумевающе уставился на человеческий огарок.

– Кто это?

– А шайтан его разберет… – Субинспектор закряхтел и отвернулся. – Соблюдем формальность, отправим в Пермь… гхы, гхы… но его теперь никакая экспертиза не опознает, клопа ему в онучи.

– Агрегат восстановлению не подлежит, – вставил свое слово человек в тужурке и что-то бросил в рот. Я думала, семечки, но то были орехи. – Хр-руп! Погорячились вы, Вадим Сергеевич, все концы обкорнали.

– Все? А мне кажется, нет. – Он вытянулся, будто прислушиваясь к чему-то, опустил дуло пулемета, сделал несколько шагов в мою сторону и раздвинул кусты. – Добрый день, Олимпиада Юрьевна. Вот уж кого не ждали…

Инженер Цорн, он же Тимофей Кудряш:

Удав, магнетизирующий кролика, – об этом я раньше только в книжках читал. А тут увидел воочию. Ромео, как я прозвал его в нашу первую встречу, стоял перед тщедушной девчушкой (со слов брата, то была поселковая педагогиня), говорил с нею ласково, без нажима, но при этом речь его опутывала ее, как клейкая лента:

– Вы, Олимпиада Юрьевна, откуда здесь взялись? Не отцом ли Статором посланы? (Шевеление в рядах хуторян.) Вы напрасно молчите, я ведь все про вас знаю. А если и есть какие недосказанности, то вы их от меня не утаите. Я вам вот сюда залезу, – он показал пальцем чуть выше ее переносья, – и все выведаю, не сомневайтесь. Так что лучше бы вам по доброй воле р-рассказать, откуда пришли и зачем.

Вроде ничего слишком пугающего не сказал, но педагогиня затряслась, будто ее к лейденской банке подключили, и заревела в три ручья:

– Не-ет! Не могу-у… Если я расскажу, он ее убье-ет!..

Но это была уже капитуляция. Ромео переждал немного, отвел педагогиню подальше от хуторян, чтобы не подслушивали, и приступил к конкретике. Вопросы задавал в точку, без околичностей, по существу. Мы с братом в допросе не участвовали, обеспечивали прикрытие, а проще говоря, отгоняли местных, которые отошли от шока, связанного с падением диска, и опять прибирали к рукам батоги, вилы и выдернутые из заборов штакетины. Ответов педагогини, произносимых полушепотом, мне расслышать не удалось.

Наконец Ромео оставил учителку в покое и подошел к нам. Посетовал: