Ведьмы

— Собачьи какашки! — надсаживались они. — Здесь их полно! Фу! Фу-у-у-у-у-у! Фу-у-у-у-у! Как же мы раньше не учуяли? Воняет, как из сточной канавы! Какой-то свиненок притаился где-то совсем рядом с нами!

— Найти его! — крикнула Главная Ведьма. — Ликфидиррофать! Искорренить! Уничтожить! Нюхайте! Нюхайте, пока не нападете на след!

Волосы у меня на голове встали дыбом, совсем как щетина на щетке, и я весь покрылся холодным потом.

— Искорренить эту меррзкую кучку нафоза! — вопила со сцены Главная Ведьма. — Не упустите его! Не дайте ему уйти! Рраз он пыл здесь с нами, он стал опасным сфитетелем наших фажнейших тайн! Он должен пыть немедленно ликфидиррофан!

Превращение

Помнится, я подумал: «Выхода нет! Даже если я от них от всех увернусь, мне не спастись, ведь двери на цепях и засовах! Все кончено! Я погиб! О, бабуся, что они со мной теперь сделают?!»

Я оглянулся и увидел мерзкую размалеванную физиономию ведьмы, сверху смотревшей на меня, она открыла рот и завопила победно: «Тут он! За ширмой! Эй вы! Сюда! Сюда!» Протянула руку, цапнула меня за волосы, я вырвался, я метнулся прочь. Я бежал, о, как я бежал! От ужаса у меня будто выросли крылья! Я обежал по краю весь громадный бальный зал, а им — никому, никому — было меня не догнать! Вот я добежал до дверей, остановился, хотел их открыть, стал трясти, но — большущие цепи на ручках даже не дрогнули.

А ведьмы и не думали меня догонять. Просто стояли кучками, смотрели на меня — ведь они-то знали, что мне нет спасенья. Иные зажимали носы пальцами в перчатках, слышались возгласы: «Фу! Вонь какая! Невыносимо!»

— Так хфатайте же его, дурры пезмозглые! — вопила Главная Ведьма со сцены. — Стрройтесь ф шерренги, опступайте его, опступайте! Загоняйте ф угол этот мерзкий флюс, хфатайте, тащите его сюда!

Вот ведьмы растянулись двумя шеренгами, как им было велено. Они на меня надвигались, одни — с одной стороны, другие — с другой, а еще некоторые пробирались между рядами пустых кресел. И — они загнали меня в угол.

Ничего не соображая, не помня себя от ужаса, я стал орать.

— Помогите! — орал я, повернувшись лицом к дверям в надежде, что кто-нибудь меня услышит из коридора. — Помогите! Спасите!

— Перрите его! — кричала Главная Ведьма. — Хватайте! Да застафьте же фы его замолчать!

Тут они на меня накинулись, пять на одного, схватили за руки, за ноги, силком оторвали от пола. Сперва я еще кричал, но вот рука в перчатке зажала мне рот, и я смолк.

— Сюда его фолоките! — вопила Величайшая Ведьма. — Ко мне, ко мне этого гнусного черфяка и шпиона!

Меня ухватили за ноги, за руки, я бессильно повис, глядя в потолок, и меня втащили на сцену. Вот я увидел склонившуюся надо мной Главную Ведьму и — как кошмарно она улыбалась! А в руке у нее был пузырек Мышедела Замедленного Действия, и вот что она сказала:

— Ну-с, а теперь порра прринимать лекаррстфо! Зажмите-ка ему нос, пусть он ррот открроет!

Сильные пальцы зажали мне нос. Я изо всех сил стиснул зубы, я затаил дыханье. Но долго так не продержишься. У меня разрывалась грудь. Я открыл рот, чтоб поскорей глотнуть воздуха, и — в тот же миг Главная Ведьма влила все содержимое пузырька мне в глотку!

Какая боль! Какая мука! Будто целый котел с кипятком опрокинули мне в рот! Все горло прожгло как огнем! И очень быстро это жжение растеклось уже по груди, по животу, по рукам и ногам — по всему моему телу! Я кричал, о, как я кричал, но все та же рука в перчатке зажала мне рот. А дальше — кожа на мне натянулась. Как бы это описать? Я буквально почувствовал, что вся кожа моя натянулась, от макушки до кончиков пальцев на руках и ногах! Будто я — большущий шар, и кто-то выкручивает, выкручивает мне макушку, и шар делается меньше, меньше, а кожа натягивается, натягивается, вот-вот лопнет!

А потом — потом началось сжатие. Будто я в железных тисках, кто-то поворачивает винт, и с каждым поворотом винта железные тиски все тесней, тесней, тесней — меня давят, выдавливают, выжимают, как апельсин, из меня брызжет сок!

А потом всю мою кожу (верней, то, что от нее осталось) начало колоть, будто тысячи иголок пробиваются изнутри наружу, и тут я понял, что обрастаю мышиным мехом.

Где-то далеко-далеко я услышал вопль Самой Главной Ведьмы:

— Пятьсот доз! Этот фонючий коррпункул получил пятьсот доз, путильник сломался, и мы наплютаем мгнофенное фосдейстфие Мышедела!

В ответ раздались аплодисменты, крики, а я, помнится, подумал: «Я совершенно, абсолютно вышел из себя. Я — вне себя. И вдобавок я влез в чужую шкуру, и уж из нее мне не выйти».

Пол вдруг оказался всего в двух сантиметрах от моего носа.

На полу, прямо передо мной, оказались какие-то волосатые лапки. Я попробовал ими пошевелить — получилось! Значит, эти лапки — мои!

И в ту же секунду я понял: я уже не мальчик. Я — мышь.

— А теперрь — расстафим мышелофочку! — услышал я визг Главной Ведьмы. — Фот она у меня! И положим сюда кусочек сыррку!