Ведьмы Холодного острова

Через два часа, когда окончательно стемнело, Юля поднялась по ступеням на крыльцо дома, где жила странная девочка, и позвонила. С сумкой через плечо, в бейсболке, она то и дело оглядывалась по сторонам. В домах через дорогу зажигались огни. Пахло садом и навозом. Ненавязчиво, но методично Юля нажимала пальцем на кнопку звонка, пока вдруг не услышала из-за двери:

— Звонок не казенный, чай, а?

Юля даже отступила от неожиданности.

— Простите, — выговорила она, — тут живет Рая Рытвина?

— Ну, тута, а чо с того?

— А позвать ее можно?

— А зачем она вам?

— А надо, — убедительно проговорила Юля.

— Ну, зачем?

— А мы ей хотим предложение сделать. Выгодное.

— Какое выгодное? — насторожилась та, что пряталась за дверью.

Она уже слышала голос, что сейчас звучал за дверью, поняла Юля. Но где?

— В кино сняться.

— Да ну?! — вырвалось у говорившей по ту сторону двери.

— Да, я ассистент режиссера.

— А чо за кино-та?

— Про любовь.

— А-а! А там целоваться надо будет? В кино-та?

— Да все время надо будет целоваться. Так вы позовете Раю?

Щелкнули два замка, и дверь осторожно открылась. Из темноты коридора на Юлю смотрела та самая скуластая девочка с недобрыми колючими глазками и приплюснутым носом, которую она видела в окне.

— Это я, Рая Рытвина, я это, — осторожно сказала она.

— А я знаю, что это ты, — проговорила Юля. — Ты одна дома?

— Ага, — ответила та.

— А где отец твой?

— А где надо. Дела у него.

— Ясно.

— Так вам он нужен или я?

— Ты, конечно! — Стоило бы воспользоваться отсутствием родителя этой милой уродицы, решала про себя Юля. Ей ничего не будет стоить разговорить ее. Только бы не помешали! — Мне тебя такой и описывали, — убедительно кивнула она, но не смогла сдержать горького вздоха: — Симпатичной!

Дверь открылась шире, и Юля смогла разглядеть ее всю. Только лицом она была девочкой, а телом — половозрелой молодой женщиной. Это несоответствие покоробило Юлю, как коробит всякое несоответствие в человеческих пропорциях, по странной случайности не предусмотренное, но допущенное природой.

— Только меня все Белкой зовут, — сказала хозяйка. — Мне это имя нравится.

— И об этом я знаю, — кивнула гостья. — А меня Джулией зовут.

— Имя како-то не наше.

— Зато красивое. Правда?

— Правда, — согласилась та.

— Стало быть, хочешь в кино сниматься, Белка?

— Хочу, — кивнула девочка-переросток.

Юля все еще решала, проситься в гости или не проситься. Как отреагирует молодая хозяйка? Вдруг замкнется? Отступит. Прогонит ее, незнакомку. И отталкивал ее этот дом. Какой-то скрытой силой отталкивал. Нечто плохое таилось за этим порогом, в той темноте. Но она должна была переступить его! Ведь она смелая и никогда не отступает. И слишком многое было поставлено на карту.

— Ты в дом-то меня впустишь? — ласково спросила Юля. — Или тебе не разрешают приглашать чужих?

— Не-а, не разрешают, — покачала она головой. — Ругают меня. Но тебя я впущу. Да и кого мне бояться? Нас тут все знают. И мы всех знаем. Все кругом соседи. Ты ведь меня не обидишь? — Ее глаза подозрительно блеснули.

Но что в них было? Юле вдруг показалось, что насмешка.

— Нет, что ты!

— Тогда входи, Джулия.

Теперь Юля знала точно: это была та самая девочка, что удила рыбу в одном из затонов Русалочьего озера со своим отцом. За камышами. Ее речь, и особенно ее «чо», нельзя было спутать ни с какой другой речью. Она приняла ее за взрослого ребенка по голосу, но хозяйка была совсем не ребенком…

— Ну так чо ж ты? — спросила та. — Или передумала?

«Была не была», — решила Юля и переступила порог этого дома. И тут же сморщилась — на нее пахнуло кислятиной и навозом.

— Капустку солите? — брезгливо спросила гостья.

— И капустку, и грибочки, и червячков дождевых разводим.

— Как это?

— Для рыбалки. А червячкам навозец нужен.

— Ясно. Мы в коридоре будем стоять?

— Ой, забыла. Пойдем в мою комнатку.

Юля двинулась за юной хозяйкой.

— А почему тебя зовут Белкой? Расскажи мне.

— Когда я была маленькой, у меня белка жила. С красивым таким хвостиком. Я ей говорила: и я хочу такой хвостик. А белка отвечала: тебе не надо. А ей опять: очень надо, дай мне поносить, мы ж подруги. А она мне: без хвостика обойдешься! — Девушка разом обернулась, и глазки ее зло блеснули: — Тут и дружбе конец. Взяла я и отрезала ей хвостик.

— Как — отрезала?! — опешила Юля.

— Ножницами, вот как.

— Живой белке?

— Ну так не мертвой же. Я ж только примерить хотела. Прикормила ее, затейницу, левой ручкой ее зажала, — девушка перед самым носом Юли сжала в кулак свою явно очень сильную руку, — правой взяла ножницы — чик, и готово. А она-то захрипела, забилась и как меня укусит! Я так закричала, так закричала! Папка вовремя подбежал, выхватил белку, она и его цапнула, а он ее об стену — бац! Вдребезги! И все.

Юля непроизвольно поежилась.

— Прямо об стену?

Они вошли в комнату девушки, заваленную старыми куклами, игрушками, всякой всячиной, место которой на помойке.

— Да вот об эту, — Белка кивнула на одну из стен, укрытую ковром. — Я потом хвостик к себе все примеряла. И так приложу, и сяк приложу. И окропляла его живой водицей, которую мне соседка… — она вдруг запнулась, — приносила.