Ведьмы Холодного острова

— Вот тебе и «да ну». В кого я тогда не вцеплялся мертвой хваткой! Узнал, что в нее был влюблен директор клуба — Рутиков. Его тряс. Но он что? Мышь белая. Думали еще на одноклассника, влюбленного в нее, на местного хулигана — бывшего уголовника. Одноклассник был в гостях у дяди, хулиган в ту ночь упился и попал в каталажку, но не на всю ночь. Теперь его уже и в живых нет. Но чтобы вот так взять и вырезать сердце? И у всех было какое-то алиби. Люди говорили про ведьм с Холодного острова. Но только говорили. Я на остров-то наведался со своими ребятами. Сказал: пущу ко дну ваш остров вместе с вами, если что. Но мне тогда ведьмак-то и ответил: мы что, лейтенант, по-твоему, совсем ума лишись, чтобы людей резать, сердца им вырывать? Я и подумал, эти люди-то, если они люди, подальше от мира решили сбежать, зачем им такое? А с другой стороны, ему ведь соврать, ведьмаку-то, — одно удовольствие. Они ведь по своим законам живут. Как цыгане. Только во сто раз хуже. Тогда мы и решили всем управлением, что это был гастролер-маньяк. Мало ли нечисти бродит по миру? А куда было деваться? Но еще хреновее мне стало, когда я узнал, что в соседней Ульяновской области через десять лет случилось такое же убийство. Изнасилована девушка, вырезано сердце, тело брошено в лесу. С одной стороны, я немного успокоился, все говорило о гастролере, с другой — заноза так и осталась в сердце, что не нашел. Так и остался на мне тот висяк, он ведь и не дал мне ходу по службе. Как колода до сих пор висит. — Мужчина выстрелил окурком в темноту. — Ладно, Степаныч, бросай бычок — пальцы сожжешь. А знаешь, кто мне помогал тогда, кто был в моем подчинении?

— Кто? — также выстрелив окурком с крыльца, спросил его собеседник.

— Юрка Кудряшов.

— Нынешний начальник наш?

— Он самый. Только он что? Молодой сержант. На подхвате. Его репрессии не коснулись. Повезло парнишке. Потом выучился, лейтенанта получил. Дальше пошел. Но и он вспоминать о том деле не любит. О висяке нашем. От него до сих пор сырой могилой тянет. И убитыми, мать его, надеждами. Пошли в дом, самогонка стынет.

И оба зашли в дом, теперь гул их голосов гулял по соседнему ночному саду, почти скрытому за вьюном, и ни слова толком было не разобрать. Юля двинулась по дорожке к своим. Когда она открыла вторую дверь, то сразу услышала, как на кухне пронзительно свистит чайник.

— Вас приветствует, Юленька, — заметил выходивший из комнаты Кирилл. — Мойте руки, садитесь, мы уже все приготовили.

Хозяин дома нашел консервы — перловую кашу и кильку в томате, и печенье, была припасена бутыль домашнего вина, купленного у соседей через дорогу, были остатки коньяка. И пир начался.

— А кто живет в том доме, где сейчас гуляют? — спросила чуть захмелевшая Юля. — Через зеленый забор?

— А-а, там, — усмехнулся Кирилл. — Иван Лукич Портнов, милиционер на пенсии. Крыжовник теперь выращивает и клубнику. Всё знает, что где творится, и в селе, и в мире. Строгий, но справедливый, — усмехнулся Следопыт. — Это он меня пытался привлечь за взрыв могильника на Черном городище. Не вышло. Я оказался хитрее.

— У вас с ним нелады?

— Да нет, — отпивая чай, пожал плечами Кирилл. — Но и дружить я с ним не собираюсь. Подозрительный он, мрачный, всё и всех подозревает. Карьера не заладилась у него, насколько я знаю. Как только смог, ушел на пенсию. И пьет чересчур много еще с одним отставником, но уже военным, майором Степанычем. Тот такой же неудачник. От обоих жены ушли. Веселая, короче, у них компания.

После ужина с вином и коньяком пора было разбредаться по топчанам и диванам и ложиться спать. Кирилл хотел было набраться наглости и попроситься с Юлей в одну койку, но она только погрозила ему пальцем.

— Встанем до зорьки, — сообщил Следопыт. — На рассвете уже на озере должны быть.

Усталость, сытный ужин и алкоголь сделали свое дело. Все уснули сразу. И даже энергичный храп Феофана Феофановича не смог никому помешать.

Когда Юля открыла глаза, Кирилл Белозёрский уже собирал на стол.

— Позавтракаем и в путь, — кивнул он.

Из ванной вышел Феофан Феофанович с полотенцем в руках и сообщил всем:

— Спал как дитя! Вот что значит — природа!

Растолкали Георгия, Юля с улыбкой наблюдала, с какой нескрываемой мукой он встает «на дело».

— Только ради тебя, — процедил он, направляясь в ванную.

— Знаю, — улыбнулась она.

— Знаешь? — обернулся молодой человек, и Юля прочитала в его глазах и протест, и даже страдание. — Мне вчера Горыныча хватило, если честно, вот так, — приставил тыльную сторону ладони к шее.

— Повторяю: я это ценю, Георгий, — кивнула Юля.

А сама подумала, что таскает его за собой как пса на веревочке. А человек, может быть, не создан для подобного образа жизни. Это ей нравятся такие вот приключения. Опасности! Нравится ходить по краю, по лезвию бритвы! А Георгий это делает только потому, что ему нравится она, Юля Пчелкина — умная, яркая, сексуальная. Потому что влюблен в нее. И все! «Увы!» — еще раз вздохнула она.

Быстро собрали на стол.

— Чья лодка? — за трапезой, глотая овсяную кашу, спросил Позолотов.