Ведьмы Холодного острова

— А вы кем, умник? — парировал Позолотов. — Иванушкой-дурачком?

— Тише, Феофан Феофанович, Георгий! — гневно прошипел Следопыт. — Что вы как дети?

— Хошь, на колени встану? — спросил Клим. — Только не тяни меня туда, Белоснежа! Хошь, ноги твои целовать буду? — Он бухнулся на колени, обнял ее ноги и стал целовать босые ступни и щиколотки. — А как ноги-то твои пахнут хорошо. И кожа нежная какая. И такие живые они, теплые, — он уже лапал ее икры, — и не скажешь, что тебе тыща лет-то, а? — Зарубин вдруг поднял косматую и бородатую голову и с улыбкой, полной сладострастия, уставился на юную гостью. — И вся ты так хороша, Белоснежа…

— Пристрелите его, Феофан Феофанович, — попросил Георгий Малышев. — Или мне револьвер дайте… Кирилл…

Но Следопыт уже поднял ружье на всякий случай.

— Если скажу Щерю, что ты на меня посягал, — пожалеешь, — она стряхнула ногой одну его руку, — а если Власе скажу, что лип ко мне и лапал меня, как девку, она придет к тебе ночью и оскопит тебя, блудник. — Она стряхнула и вторую его руку. — Понял меня, Клим?

— Понял, понял, — отполз тот к стулу. — А я что? Я только пощупал! Ты ведь какое тело-то нашла, а? Такое одно из тыщи, а то и поболее. Только Власе не говори, ладно, Белоснежа?

— Ладно, блудник, ладно. — Гостья двинулась к дверям. — Да, забыла тебя спросить. Вон ты как за бабскими ногами-то увиваешься да про тела бабские языком мелешь. Не ты ли девушку убил, а прежде надругался над ней? Переодетый в белое платье, вот в такое же, как у меня? Да в рыжих волосах? Пару дней назад? У нашего озера? В охотничьей сторожке? И под лодкой ее бросил, на берегу? Только прежде сердце из ее груди вынул?

— Сердце?!

— Видишь, все знаю. Говори, ты?

— Да что ты, что ты, — отмахнулся Клим. — Даже и не ведаю, о ком ты! Стал бы я такое творить?! Что за дева-то?

— Да так, дева как дева. И ничего не слышал о том?

— Ничего, — замотал головой Клим.

— Ну ладно, — молвила гостья. — Пойду я, дел у меня много. Разбегусь да полечу.

— И так можешь?

— Я все могу, — спокойно заверила его девушка.

— А как же ты с тем камнем-то, а? На острове? — вдруг спросил он. — Как справишься-то? Он ведь большой…

— Есть у меня кузнец знакомый, кочергу в узел завязывает. Но его еще найти надо. Найду. А вот если не найду, за тобой приду…

— Ты уж найди его, Белоснежа, — жалобно попросил Зарубин.

— Дверь отворяй, — приказала гостья. — Пора.

Клим поднялся с колен, шагнул к дверям и быстро и услужливо распахнул дверь, провожая гостью в сенцы, уже там отодвинул засов. Они вышли на крыльцо и оказались в ярком световом пятне. Трое наблюдателей в который раз замерли за кустом у стены.

— Доброго тебе пути, Белоснежа.

— Свидимся, Клим, — сказала та и провела рукой по его бородатой щеке.

— Вот зачем она его дразнит, а? — несмотря на риск быть обнаруженным, гневно прошипел в кустах Малышев.

— Это в их женской природе, — зашипел в ответ Позолотов. — Они это делают бессознательно, по воле сердца!

— Ведьмы, — кивнул Георгий.

— И рука твоя так пахнет, — ловя ее прикосновения, в истоме закрыл глаза бородатый зверюга. — Пробирает аж!

— Все, ушла, — быстро сказала гостя. — Улетела. Не провожай! — Она гневно обернулась. — Не уйду, пока дверь не закроешь! Нельзя тебе смотреть за мной!

У нее за спиной торопливо стукнула щеколда засова и лязгнул замок. Гостья в белой одежде спустилась с крыльца и направилась прямехонько в первую лесную тень, чтобы за ней невозможно было проследить. И вдруг один раз плавно взмахнула руками, второй раз, третий. Прибавила шагу, почти полетела! Она-то знала, что будет. Клим подкрался к окну и уставился на недавнюю, уже исчезающую гостью. Трое следопытов видели над собой его торчащую бороду, слышали звериное дыхание.

— Полетела, голубка! — страстно выдохнул он в теплую ночь. — Белоснежа моя!.. Но как пахнет! Как маковая поляна!..

Горыныч еще долго тяжело сопел и сладко причмокивал губами. Потом отошел от окна, и вскоре три заговорщика услышали, как чиркнула спичка. Не было сомнений, Горыныч закурил.

— Пора! — прошептал Феофан Феофанович Позолотов. — Уходим!

Три тени отделились от стены срубового дома и скоро исчезли в том же лесочке, куда устремилась и девушка в белом. Георгий нес в пакете вещи Юли.

Встретились они у машины. Юля держалась за щеки.

— До сих пор горят, — сообщила она. — Страшно-то как было, жуть!

— Вы удивительная девушка, — повторил уже сказанные слова Феофан Феофанович. — Потрясающая! Волшебная!

— Да, я такая, спору нет, — кивнула Юля. — Есть коньяк?

— Еще бы не было, — усмехнулся Кирилл, достал из походной сумки, оставленной в машине, фляжку. Он заботливо свинтил крышку и протянул девушке: — Прошу, пани.

Юля хорошенько отпила, зажмурилась.

— А! — выдохнула она. — Хорошо.

— Ну что, поехали? — принимая фляжку, спросил Белозерский.

— Я переодеться должна, давай пакет, — сказала Юля своему другу. Георгий протянул ей пакет с вещами. — Отвернитесь, — попросила Юля.

Все трое повернулись к девушке спиной.

— Вы ему поверили, Юленька? — спросил Кирилл.

— Насчет чего?

— Насчет нападения на охотничий домик? Убийства девушки? Что он ни о чем не знает?