Следопыт и Позолотов переглянулись и, не удержавшись, легонько хлопнули друг друга ладонь в ладонь, что означало: во дает девчонка! И вновь уставились в окошко: что там дальше будет?
— Его самого, Климушка, — молвила как ни в чем не бывало гостья. — Ты ведь знаешь небось, говорила тебе Власа, твоя полюбовница, — она кивнула еще более опешившему Зарубину, — да-да, известно мне про вас, что Щерь и теперь живет, только водяным он стал, сомом в Русалочьем озере плавает, и прошлая жизнь для него как сон. Но есть пророчество, Клим…
— Какое?!
— Что проснется он, ночью однажды проснется, зимней, от огня внутри, пробьет лед и выйдет на свет человеком-зверем…
— Да ну?! — воскликнул Клим.
— Откуда она это взяла? — тихо спросил Георгий.
— Понятия не имею, — ответил Следопыт. — Из каких-то сказок, наверное!
— Черным псом выйдет! — договорила гостья.
— Заткнитесь оба, она в образе! — едва слышно рявкнул на них Позолотов. — Раскудахтались! Это она меня цитирует, уууумничка!
— Вот тебе и да ну. — Гостья оторвалась от стены и шагнула к мрачному хозяину дома, протянула к бородатому мужику руку; трое у окна глаз с нее не сводили, затаив дыхание, так в благоговейном молчании умолкают те, кто видит, как дрессировщик вкладывает голову в пасть льва, а вот Клим все отводил и отводил от девушки косматую голову, точно рука пришелицы сама огнем пылала; испуганными глазами следил то за ее пальцами, то за взглядом. — И будет Щерь вновь, как и прежде, править здесь, во всей округе, а то и подалее. А меня он вновь в жены возьмет. — Гостья коснулась-таки бороды Клима. — Пойдешь к нам служить?
— Я?!
— Ты, ты, Клим. Да мы тебя и не спросим, — тихонько рассмеялась она, — и тебя возьмем к себе в услужение, и полюбовницу твою — Власу.
— Когда ж это будет-то? — со страхом и великим почтением спросил Клим. — А, Белоснежа?
— А когда Щерь решит, тогда и будет. Когда у него плавники отвалятся и ноги и руки вновь вырастут. Вот тогда и будет.
— То есть никогда, — под окном тихо заключил Позолотов. — Но как они его зомбировали, эти бабы с острова! Эта средняя, Власа! Подумать только, подчинила ведь! Всему верит, болван бородатый!
— Тише, Феофан Феофанович, я вас умоляю! — процедил Кирилл.
— А чего ж ты нынче от меня хочешь, а, Белоснежа? — с трепетом спросил Горыныч.
— Дай подумаю…
Он мучительно сморщился:
— Может, чайку тебе с бубликами, а?
— Ты чай с бубликами сам пей, дурень, — строго сказала гостья. — Мне твои бублики не надобны. Зачем мне бублики, — она посмотрела ему в глаза, — когда я могу душу выпить. Без остатка, Клим, до донышка.
— А вот в это я верю…
— И правильно.
— У тебя, Белоснежа, тоже ведь глаза зеленые, — заметил Клим.
— Это зелени подводной отражение, — ответила гостья. — Доо-оолго копила ее. Тысячу лет, а может и более…
— Но ты не ведьма, — покачал он головой.
— Нет, не ведьма.
— И не русалка…
— И не русалка. И не кикимора. Я всех сильнее буду.
— Вот я и говорю: ты пострашнее их будешь. Тыщу лет-то прожить! Скольких небось уласкала до смерти, а?
— И не сосчитаешь, Клим, — подтвердила его предположение гостья. — Так вот, Климушка, узнала я, что беда грозит острову.
— Как так?
— Поэтому и пришла. Мне твоя помощь нужна.
— Тебе — моя?!
— Да, Климушка.
— Говори! — выпалил он.
— Колодец украденных душ помнишь где?
— Еще бы не помнить! Там он, на месте.
— А как он нынче закрыт?
— Вот! Вот! — прошипел Позолотов. — Сейчас мы все узнаем!
Его и без того округлившиеся глаза вращались в орбитах, пугая неподготовленного к подобным перипетиям Георгия. Внимание трех заговорщиков тут же вернулось к хозяину дома.
— Да как и прежде — камнем завален, — ответил Клим.
— Тем самым? — спросила она.
— А каким же еще? Тем, конечно.
— А знак на нём тот же? — спросила гостья. — На камне том?
Под окошком трое мужчин замерли.
— С огнем играет! — сжал кулачки Позолотов. — Вдруг на камне нет ничего? Выдаст себя!
— Тот же самый, а какой же еще? — вопросил Клим Зарубин. — На фашистский крест похож.
— Свастика! — потряс кулачками Феофан Феофанович. — Не перепутаем!
— А ты его сам-то видел? Или тебе только говорили?
— Видел разок, когда мы с Власой-то по острову гуляли. Ее мать тогда в горячке лежала. Вот я и позволил себе. Забрели мы в ту рощицу, что в центре острова. Огромный камень-то! Забрался я сверху и разглядел.
— Колодец высокий! — прошептала Позолотов. — Будем знать!
— Вот-вот, огромный камень, — кивнула гостья, — пора мне из колодца души-то выманивать…
— Зачем это?
— Они силы Щерю прибавят, вот зачем.
— Сому?
— Ага, ему. Сами души погибнут, но силы ему прибавят. А ты мне нужен, чтобы камень отвалить.
— Не пойду я туда, — замотал головой Клим. — Мне Власа-то еще давно сказала, чтобы я и думать забыл, как к тому колодцу подходить. А ты зовешь! Не пойду, Белоснежа!
— Даже коли прикажу?
— Да хоть тут кончай — не пойду! Да и откуда у меня силы такие? Тот камень-то — о-ё-ёй!
Гостья покачала головой:
— Ох, Щерь осерчает на тебя, что ты отказался мне помочь…
— Зачем она на него давит? — процедил Позолотов. — Вдруг согласится? Что нам его, с собой брать?
— А вы лешим прикинетесь, — подсказал ему Малышев.