Ведьмы поместья Муншайн

– Кошмар, – говорит Персефона, склонив голову набок. – Очень напоминает Мардж Симпсон.

– Кого?

– Да ладно, забейте, – смеется Персефона и тыкает в экран телефона, наводя справки. – Ага, «бильярная система». Так вот почему ваша игра называется бильяр [48]? Потому что от полученных травм типа начинает подташнивать?

– Точно, – смеется Квини. – Она еще известна как игра «Львиное сердце». Тут нельзя играть вполсилы, просто не получится. Чтобы победить, нужно выложиться по полной. – Квини гладит поверхность стола, словно приветствуя старого друга. – Я не была тут с тех пор, как уехала Руби, так что совсем потеряла форму. Ну и опять же, мы обе здорово постарели. Хотя кто его знает… – задумчиво прибавляет Квини. – Может быть, мы и тряхнем стариной, когда она вер– нется.

Да-да, сразу же после того, как Руби спасет нас от краха.

Персефона чувствует, что за словами Квини скрывается какая-то боль. Хотя ведьма ничего не озвучивает, эта боль сквозит в каждом ее слове. Персефона точно это знает, так как научилась вслушиваться в тишину между фраз – ведь именно там, казалось бы, на самом виду, прячутся самые главные истины. Взять хотя бы ее отца: он только и делает, что отмалчивается, редко и неохотно отвечая на вопросы, прожигающие ей грудную клетку и лишающие сна.

Эта девочка уже успела понять, что взрослые вообще очень странно выражают свои эмоции. Например, запотевший стакан, полный виски и оставляющий после себя влажный круглый след, появляется каждый год в один и тот же день и может означать важное воспоминание. В результате этого многократного вспоминания в полировку стола уже въелось множество таких кружков, похожих на переплетающиеся кольца Мелеро [49].

Но есть и другое кольцо, которое на пальце: если его снять после долгого ношения, на коже остается белесый след, и кожа становится нежной и беззащитной, как у новорожденного белого мышонка. И еще Персефона знает про издаваемые средь ночи сдавленные звуки – протяжные, высокие, похожие не на слова, а на свист сбрасываемого скороваркой пара. Так звучит плач без слез, а отсутствие слез не означает отсутствие боли, а очень даже наоборот.

Ну да ладно. По крайней мере, их подруга Руби возвращается, хоть так. Ведь возвращаются не все.

Пытаясь разобраться во всем этом, Персефона спрашивает:

– И где же была Руби все это время?

Квини вздыхает, опуская плечи:

– В тюрьме. Она была в тюрьме.

Гримуар поместья Муншайн

Волшебный компресс от ожогов. Рецепт Айви

Ингредиенты:

1 ст. л. сушеной ромашки

1 ст. л. сушеной календулы

1 ст. л. сока алоэ вера

2 чашки воды

Утварь:

Медный чайник или большой котелок с тяжелым дном

Кухонное полотенце

Марля

Чаша

Деревянная ложка

Способ приготовления:

Вскипятите воду в медном чайнике или котелке с тяжелым дном. Смешайте в чаше травы и залейте кипятком. Накройте кухонным полотенцем и дайте настояться 10 минут. Пока чай заваривается, возносите благодарность Богине за ее щедрость, попутно посылая проклятия в адрес того, что имело наглость стать причиной вашего ожога.

Напоминайте себе:

Лучше локально обжечься, чем быть сожженной на костре.

Опустите в смесь марлю, помешивая ее деревянной ложкой так, чтобы она вся пропиталась смесью. Выжмите марлю и приложите к больному месту на 10 минут.

21

Понедельник, 25 октября День

Урсула и Квини припарковались у тюремных ворот в своем черном «Кадиллаке-кабриолете» 1947 года. Машина эта столь огромна, что скорее напоминает круизный лайнер. Урсула все время смотрит на часы, уже решив, что минутная стрелка сломалась. Она словно стоит на месте, и по-прежнему остается ждать еще десять минут.

В животе словно свился клубок змей, тревога сменяется страхом, надежда – чувством вины. Урсула все время боится, как бы ее не стошнило: наверное, сейчас цвет ее лица ближе к зеленому цвету ее брючного костюма. Она вырядилась ради красоты и уж точно не по погоде – стоит поздний октябрь, но по-зимнему холодно. А она в этом зеленом блестящем костюме. Руби всегда говорила, что ей идет этот цвет.

Урсула даже нанесла макияж – в этом ей помогла Иезавель, потому что у самой Урсулы нет косметики – она перестала краситься с того самого дня, как Руби увели в наручниках. Когда сегодня утром она попробовала воспользоваться собственными тенями, они раскрошились в пыль. Удивительное открытие – косметика не хранится тридцать с лишним лет.

А вот Квини плевать на внешний вид. На ней практичный черный балахон на флисовой подкладке. Единственная дань событию – ботинки. Вместо привычных Мартенсов на шнуровке она выбрала сшитую на заказ пару с симпатичным рисуночком (шестеренки и ведьмины узелки). Седые волосы Квини стянуты сзади резинкой, на носу – водительские очки в квадратной оправе.

Квини кидает в рот таблетку от изжоги и барабанит пальцами по рулю, что выдает в ней нервозность.

– Ты точно уверена, что Руби выпустят в двенадцать? – спрашивает она, поглядывая на тюремные ворота.