Читаем Ведьмы. Салем, 1692 полностью

Была середина дня. Двое поспешили на лекцию Пэрриса. Чуть раньше четырех Абигейл еще раз нашла Хатчинсона в таверне, теперь ее сопровождала его кузина, Мэри Уолкотт. Едва девочки рассказали, что одна женщина из Топсфилда укусила Мэри, как обеих их начало колотить. Придя в себя, они указали на стол: на нем стоял муж ведьмы! Хатчинсон ткнул вилами туда, где, по его мнению, находились ребра мучителя. Тут ему сообщили, что в помещении полно привидений, среди которых индеец и «большая черная женщина». К молодому человеку присоединился его друг, и они как безумные начали колоть вилами воздух, следуя указаниям околдованных девиц: в этом новом мире, если девчонка тыкала пальцем в пустоту, сразу становилось понятно, что там привидение, а вы просто слепец. Песчаный пол пропитался кровью. А на холме снаружи Мэри и Абигейл заметили шабаш, причем три ведьмы были мертвы.

21 апреля вышли ордера на арест девяти подозреваемых ведьм, большинство из них – в Топсфилде. Обвинения перешли административные границы, местное происшествие переросло в региональный кризис. Среди схваченных еще до выходных оказались жена богатейшего торговца Салема, вторая сестра Ребекки Нёрс, родители Абигейл Хоббс и черный раб. Топсфилдский констебль послушно арестовал собственную мать. Наветы множились с такой скоростью, что становилось сложно держать в памяти всех подозреваемых. Даже для педантичного преподобного Хейла салемская Бриджет Бишоп и топсфилдская Сара Уайлдс слились в одного персонажа. В течение следующих семи недель были названы пятьдесят четыре имени.

Именем Томаса Патнэма были подписаны первые жалобы середины апреля. Двадцать первого числа он почувствовал необходимость присутствовать на слушаниях лично, вместе с салемскими судьями. Выразив благодарность за их «великий вклад и неравнодушие», он молил магистратов продолжать «терроризировать злодеев» [68] и обещал им всестороннюю помощь жителей деревни. Он предлагал свою поддержку и благословение, но и кое-что еще. События разворачивались стремительно: он уже знал ошеломительные последние новости, которые пока не дошли до внимания магистратов. Плетется заговор, предупредил Патнэм, «до того сложное положение, что у нас зазвенит в ушах». С формулировками ему помогли пророки Иезекииль и Иеремия, а также преподобный Лоусон, который ввел звон в ушах и терроризирование злодеев в свою проповедь в конце марта[40].

Именно Патнэм написал письмо, где предлагалось «обращать внимание на того, кто стоит за кулисами», – весьма своевременный режиссерский ход. Он обладал тягой к драме: жертвы колдовства, по его словам, были непременно «прискорбно одержимы» или «ужасающе мучимы». Всего он состряпает больше ста двадцати доносов, почти треть от общего числа. Он будет лично свидетельствовать против семнадцати подозреваемых. По неведомой причине в тот четверг ему понадобилось добавить в слушания барабанной дроби. Возможно, этой технике он научился у Мэзеров: предсказал апокалипсис – рано или поздно, будь добр, организуй его. Патнэм ни слова не сказал о своей страждущей жене и дочери или о собственных неудачах: у него недавно сбежала овца, умерли корова и любимая лошадь, а еще он проиграл одно спорное дело о наследстве более молодому сводному брату. Нет, он говорил за всю общину, по крайней мере исподволь давал понять, что скоро это будут делать и другие. Сведя свою речь к темным предзнаменованиям – Иеремия, предрекающий грозящую катастрофу, – он не стал вдаваться в сенсационные детали. Томас Патнэм предоставил «девочкам-провидицам» сообщить «пронзительные и убийственные» новости – режиссер был гением.

5. Колдун

Так страшен был вид этой фигуры, которая – я готов был в том поручиться – только что возникла из ничего, что я сперва бросился бежать прочь, а потом бросился бежать к ней. Но страшнее всего было то, что никакой фигуры там не оказалось [1].

Чарльз Диккенс[41]

Намеки Патнэма показались судьям загадочными, и напряжение длилось целых два дня. Хэторн был готов воспринять их буквально и уже инициировал дополнительные аресты. За последние полтора месяца проявилась масса противоречий – он успешно игнорировал каждое из них [2]. Когда возникало сомнительное обвинение – например, в какой-то момент кто-то оговорил жену доктора Григса, – оно само собой рассасывалось. Так, в неразберихе растворился высокий мужчина из Бостона, о котором говорила Титуба. На его месте возник коротышка из провинции Мэн.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Виктор  Вавич
Виктор Вавич

Роман "Виктор Вавич" Борис Степанович Житков (1882-1938) считал книгой своей жизни. Работа над ней продолжалась больше пяти лет. При жизни писателя публиковались лишь отдельные части его "энциклопедии русской жизни" времен первой русской революции. В этом сочинении легко узнаваем любимый нами с детства Житков - остроумный, точный и цепкий в деталях, свободный и лаконичный в языке; вместе с тем перед нами книга неизвестного мастера, следующего традициям европейского авантюрного и русского психологического романа. Тираж полного издания "Виктора Вавича" был пущен под нож осенью 1941 года, после разгромной внутренней рецензии А. Фадеева. Экземпляр, по которому - спустя 60 лет после смерти автора - наконец издается одна из лучших русских книг XX века, был сохранен другом Житкова, исследователем его творчества Лидией Корнеевной Чуковской.Ее памяти посвящается это издание.

Борис Степанович Житков

Историческая проза