Ведун поневоле

Осознав, что о дальнейших переговорах не может идти и речи и лишнее замешательство приведет разве что к пущенной со стены стреле, посрамленный предатель земли Рязанской, круто развернул коня, вместе с монголами возвращаясь в ставку своего властителя.

– Постоим же крепко други! – обратился к своим витязям грозный князь, одевая иссеченный шлем – и пусть нас запомнит история земли нашей. Что мы не дрогнули, не убегали, а верно положили животы за свое Отечество в последнем бою!

Трехкратное «Ура!» отразившись от стен, превратило клич малочисленного отряда в рокот труб десятитысячного войска. Хотелось верить, что крик, донесшийся до рядов противника, заставил задрожать и их, перед славой легендарных, неуловимых богатырей.

Едва троица переговорщиков влилась в ряды войска, как первый отряд, оторвавшись от общей массы, пришел в движение:

– Кху! Кху! Кху! Ураргх! – первая тысяча, по мановению руки повелителя, отправилась галопом через поле, ровными рядами формируя правильный, текучий прямоугольник. За первой тысячей от общей массы оторвалась вторая. За второй третья.

Задрожала земля, со стоном принимая удары копыт множества лошадей. Вал стремительно накатывал, желая разом разбить горстку непокорных, русских людей.

Я быстро спустился вниз, готовый первым встретить вражеских воинов. Я не мог поступить иначе, понимая, что в отличие от меня, только дядька – Ратибор мог похвастаться магической силой, а поэтому быть в рядах последних мне не позволила совесть.

Ни смотря на торопливый спуск, я слегка опоздал, запутавшись в хитросплетении каменных лестниц и ходов – когда я приблизился к месту первой сшибки, баррикады у ворот уже были обагрены первой кровью монголов, а русские воины оттеснены вглубь укреплений.

Вы бы видели, дорогие мои потомки, как в этот момент рубилась русская рать! Это были берсеркеры православия, без сомнения принимающие смерть, в исступленной пляске своей косившие целые ряды наседающего противника, позабыв об усталости последних дней.

За валом обломков образовался вал тел, на который лезли и лезли проворные, монгольские кони, внося внутрь крепости на своих крупах визжащих всадников, которых, в свою очередь, подпирали в спину их же собственные бойцы, не давая обратить тыл.

Общая суматоха ужаса, великая давка во вражеских рядах сыграла нам на руку, образовав в районе ворот крепкий, плотный затор из тел коней и всадников. В дикой, суженной мясорубке враг гиб даже без помощи наших клинков.

Набирая скорость разбега, я на ходу сочинял шепоток, уверенный в последнем акте собственной жизни:

Зардейся тело огнем душевным!

Свети сквозь очи и сквозь кольчугу.

В бою, кипящем, в бою последнем

Разящей и грозной силою буду!

Налейтесь силой нагие руки

Пусть станет меч продолжением длани

Стерплю и приму любые муки

В последней пляске коней и стали!

Мой дух ответил мне. С каждым разом мне требовалось все меньше времени на таинство волшебства, будто бы мой разум проходил проторенными тропами, вместо того, чтобы пробираться сквозь бурелом неуверенности и сомнений.

Величайший подъем души и чувств от осознания конечности собственного Бытия, от осознания грозного величия последней битвы, заставил тело налиться силой, ускоряя необходимые реакции, физическую силу и скорость восприятия.

Ближайший конь задохнулся от таранного удара в бок, когда мое тело, излучающее алый свет, снарядом катапульты перемололо ребра животного. Всадник, сброшенный ударом наземь, от ужаса даже не старался сопротивляться, принимая свою кончину от ятагана.

Почва внутреннего двора была склизкой и скользкой от безобразного месива человеческих останков, богато устлавших все видимое пространство. Мы практически выдавили врага из ворот и были тут же отброшены внутрь свежими тысячами.

Двадцать минут беспрерывного сражения показались вечностью. Нас медленно оттесняли от ворот, вынуждая укрываться во внутренних пространствах каменных палат, дробя и разделяя на мелкие отряды в два – пять человек.

Когда строй потерял монолитную основу, враг восторжествовал – теперь длинные копья и тотальное превосходство в живой силе возымели должный эффект, разбивая небольшие группки измождённых защитников без особого труда.

Скольких я изрубил в ту пору? Признаться честно, не считал, в исступлении порождая вихрь ударов вокруг себя. Падали чужие. Стрелы высекали наших. Обе стороны дрались, осознавая неминуемость кончины. Только русские сражались за землю, а ордынцы, боясь вызвать гнев своего всесильного военачальника.

В этом бою, каждый обороняющийся был достоин звания героя, но как всегда, особо выделялись в общем течении сечи две фигуры, стоящие плечом к плечу. Два богатыря по-прежнему не желали уходить со двора под душные своды диковинной крепости.