Юстина тяжело переживала это все те годы, пока она не вышла замуж за Сурмена, твоего деда. Но, сколько я себя помню, ее все равно называли Рухаркой, так же, как и до замужества. Дед твой тогда был молодой вдовец, покойница первая жена оставила его с двумя маленькими сынками, и он разрешил взять к ним в дом еще и Йозефину. Сразу после свадьбы Юстина ее и привела. Девчонке шел уже шестой год, и была она рослая — и, как бы это сказать… странная, вот. Всех сторонилась, упрямая была и несговорчивая. Даже Юстина с ней не могла совладать. Хотя что это я: даже Юстина… Ведь как раз она, собственная мать, была ее главный враг!
Кто знает, где эта Йозефина, которую скоро стали звать Йосифченой, провела первые пять с лишним лет своей жизни, но надо думать, судьба ее там не баловала. И стоит ли удивляться, что из всего этого девочка усвоила для себя только одно: что мать отдала ее туда потому, что не слишком любила. Никто не мог разубедить ее в этом. Не знаю, хорошо ли было, что Юстина взяла ее обратно. С самого начала с ней сладу не было. Мало того, через год у Юстины появился еще ребенок, опять мальчик. Говорят, беременность ее протекала непросто, и роды были тяжелые, но так уж природа устроена, что матери к таким малышам особенно прикипают. Так что теперь на маленькую Йосифчену, которой и до того жилось несладко, совсем не оставалось времени. Когда Юстина лежала в углу — и потом, когда она целыми днями ворожила для посетителей, ее единственной дочке приходилось хлопотать по хозяйству. При этом она видела, как радовалась мать рожденному в муках новому ребенку, а на нее даже не оглядывалась. Не прошло и года, как Юстина опять забеременела, и снова завертелась та же карусель. Мы и представить себе не можем, как, должно быть, хотелось этой девочке, чтобы ее любили. Почти шесть лет она провела Бог весть где, среди чужих, а после ее ждала одна только тяжелая работа без какой-либо ласки или похвалы в награду. Нечего и удивляться, что она ожесточилась, стала злобная. И то, что вынесла из материна ведовства, она, может быть, уже тогда начала использовать во зло.
В конце концов она от них сбежала — кажется, семнадцать ей было. Тогда как раз Юстина родила от Сурмена дочь. После стольких парней она впервые произвела на свет девочку, и у Рухарки, рассказывают, от радости вырвалось, что вот наконец-то в доме появилась ведунья! Такого, думаю, Йосифчена уже перенести не могла.
Да только Юстина никогда не считала первородную дочь своей наследницей! Может, потому, что с ней было с самого начала трудно сладить, а может, чувствовала исходящую от нее угрозу… Как бы то ни было, Йосифчена поняла это вскоре после того, как Юстина родила Сурмену, вашу тетку, так что она подхватилась да и ушла в Поточную к одному рано овдовевшему мужику. Даже подозрительно рано, шептались люди. Его молодая жена была сильная и здоровая, но что-то случилось — и через неделю она уже лежала в могиле. Тогда-то и начали поговаривать, что Йосифчена наделена какой-то темной силой, что она ведьма, от которой добра не жди, и люди стали ее бояться. Никто, кроме ее матери, не сомневался, что она тоже ведунья, это же яснее ясного. Как-никак ведовские умения передаются по наследству! Но до Юстины слишком поздно дошло, что она не вправе выбрать себе преемницей одну из дочерей, что унаследовать это от нее способны обе. Но тогда Йосиф-чена уже жила в Поточной, и Рухарка не могла за ней приглядывать, старшая дочка не была больше в ее власти.
Вскоре о Йосифчене распространилась такая слава, что к ней начали приходить люди с такими просьбами, с какими к добрым ведуньям не ходят. Те, кто хотел кому-то навредить. Испортить чей-то скот, отомстить, по-тихому обжулить, извести соперницу в любви, а то и жизнь отнять — да что говорить! Жуть брала всех, стоило только упомянуть Йосиф-чену, особенно после того, как она перестала ходить в костел. Люди шептались, что Йосиф-чена порвала с Богом. А что из этого вытекает? Что она стакнулась с дьяволом. Знаешь, я до сих пор в это верю. Ну, дьявол — это, может, слишком сильно сказано, но в ней было зло, что-то, лежащее по другую сторону от того, к чему прибегаем мы, когда ворожим. И Йосифчена умела обратить это в свою пользу.