— Что-то у меня от всего этого в горле пересохло, — объяснила она, а когда напилась, продолжала: — Хуже всего было то, что сказала Йосифчена, уходя от Юстины. Это слышали братья и отчим, и кто-то из них проговорился, так что вскорости об этом стало известно всем. Может, поначалу они в это и не поверили. Ну да через пару лет, когда о Йосифчене поползли слухи, все изменилось. Начали поговаривать, что от ее колдовства то тут, то там кто-то умер или заболел, и тогда к ее словам стали Относиться иначе. Ты, наверно, уже догадалась, в чем дело. В общем, Йосифчена уходила от Юстины в такой ярости, что наложила заклятие на новорожденного младенца, то есть на Сурмену. Юстине же она пожелала вечно бояться за жизнь этого отродья и всех девчонок, какие у нее еще могут появиться. Их она прокляла и пожелала, чтобы они росли, взрослели, но никому не приносили радости, чтоб жизнь их была полна горя и бед. И чтоб из их жизни ничего путного не вышло, чтоб годы их прошли впустую, чтоб смерть их была страшной и полной мук, чтоб в Копаницах долго не забывали, как ужасно умирают те, кто прогневал Йосифчену. Ну, что ты на меня так уставилась? Как будто ты сама родом не из Копаниц! Ты же знаешь, что тут такое бывает. Я хорошо помню, как по воскресеньям, когда люди стояли после службы перед костелом, стоило выйти Юстине с детьми, все кивали на них — вот, мол, эти проклятые, Сурмена с Иреной. К счастью, больше девочек у Юстины не было. И это проклятие тянулось за ними, как свиная кишка, с рождения до самой смерти. И смерть у обеих была не легкая, а именно что страшная и полная мук. Одна умерла от топора, другая в сумасшедшем доме. Только это был уже самый конец, не хочу забегать вперед, — сказала Ирма, сглатывая слюну. — Зло вокруг них обеих витало с самого начала. Все знали, что они прбклятые, матери пугали ими детей, и те их чурались. Из-за этого Сурмена с Иреной и в школу не ходили — чтоб другие дети их не задирали. А Юстина их и не заставляла, все равно у них к школе тяги не было, а кроме того, она за них боялась: мол, пусть лучше при доме будут. Привязала их к себе страхом, отрезала от жизни. Только такое сидение взаперти никому не на пользу. Я вот почти и не помню Сурмену в детстве, да и потом, когда она понемногу взрослела. Не помню, как она выглядела. Она не спускалась вниз с Бедовой пустоши, проводила все время с семьей и ни с кем не разговаривала даже после службы в костеле. Все ее считали странной. А младшая, Ирена, твоя мама, была еще большей чудачкой. Она даже семьи избегала и жила в своем мире. Будто бы общалась с ангелами. Мне кажется, они являлись ей, потому что знали, что больше у нее никого нет.
И ведь наверняка и Сурмена, и Ирена ненавидели этот страх перед проклятием, который передался им от заполошной Юстины. И каждая с ним справлялась по-своему. Ирена взбунтовалась. Делала вид, что никакого проклятия нет, и терпеть не могла мать, которая своим страхом ей о нем напоминала. Не хотела ничему учиться. Верила только своим ангелам и думала, что ничего больше ей не нужно. Но тут она ошибалась. От этого-то в ней и пропал дар ведуньи и сбылось предсказание Магдалки. Дети у Ирены хотя и были, но какие? Посмотри на Якубека! А ты? Ну, не дергайся так, не дергайся, ты же сама хотела это слышать. Сколько тебе уже? За сорок — и ничего! Голова полна осколков, как ты говорила, а вместе они не склеиваются. Детей у тебя уже не будет, а ведовством ты заниматься не стала. В самой себе и в вас Ирена осталась бесплодной. А ее смерть? И все это она несла в себе с детства. Ни с кем не общалась — так стоит ли удивляться, что на нее никто не польстился. От этого она была сама не своя, бегала по мужикам, как сука, другую такую озабоченную я в жизни не видела. В конце концов ей ничего не оставалось, кроме как выйти за единственного, кто подвернулся. За Матиаша Идеса, о котором всем было известно, что у него, кроме долгов из-за пьянства, за душой ничего нет. Он был один такой, кого не остановила женитьба на помешанной, да еще и проклятой. Его интересовали только деньги: он думал, что дочь ведуньи, которая своей ворожбой наверняка сколотила себе целое состояние, принесет часть в семью, выплатит его долги… О любви тут речи не шло. И стоило ему протянуть руку, как она уже была его. А потом уже без удержу близилась катастрофа. Идее очень просчитался. Хоть Ирена и получила дом в Копрвазах, который ей незадолго до смерти завещал старый Сурмен, но это было все. Старая развалюха грозила вот-вот рухнуть им на голову — ее и до сих пор никто как следует не подправил. Все в Копаницах тогда знали, как Идее обманулся и как он зол. И о том, как жестоко колотит жену, тоже знали. Но она ничего не могла с этим поделать. Ирена пришла к нему совершенно беззащитная и не умела постоять за себя, а кроме того, она его любила и глядела на него чуть ли не с благоговением. Пока он не закрыл ей глаза навеки. Топором.
Дора смотрела на Ирму, задыхаясь от волнения. Такого она никак не ожидала.