Ведуньи из Житковой

Дора встала, чтобы уйти. В полной тишине убрала со стола посуду и направилась к двери, но на пороге Ирма остановила ее вопросом:

— А с отцом чем дело кончилось?

Дора улыбнулась:

— Мне еще никто не давал лучшего совета!

Ирма кивнула. Теперь она выглядела уже не такой недовольной, как до этого.

— Ну, я-то знала, что тебе полегчает, — сказала она и, закрыв глаза, повернулась к стене.

КРАСНЫЙ БРАСЛЕТ

То, что Дора, уходя, сказала Ирме, было правдой. Еще никто не приносил ей такого облегчения, как это сделала она своим внушением. А ведь Дора ей поначалу не поверила и даже рассердилась на нее! На сумасшедшую старуху, как она назвала ее про себя после совета поговорить с покойным отцом.

Сейчас, размышляла она, медленно поднимаясь к себе в Бедовую, ею овладело похожее чувство. Ей опять казалось, что Ирма впала в старческое слабоумие, корни которого уходили куда-то глубоко, в суеверия прошлого века. Как-никак Дора знала ведуний и годами наблюдала за их ведовством. Одно дело разбираться в травах и в человеческой душе, которой можно помочь добрым советом. Но верить в проклятие, из-за которого якобы умерли ее мать и Сурмена, — это же чистое безумие! Тем более что, по словам Ирмы, это проклятие должно было коснуться и ее, живущую почти на сто лет позже. В эпоху, когда миром управляют компьютеры и человек бороздит космические просторы, потому что на Земле для него уже не осталось тайн.

Глупости, подумала она. Мне нечего бояться.

Но, повторив это про себя еще раз, Дора растерянно остановилась. Неужели ей действительно нужно убеждать себя не бояться того, во что она не верит? Ведь это значит, что она недалеко ушла от жителей Копаниц, которые цепенеют от страха, чуть услышат о черной магии! И это она, ученая!

Дора недовольно замотала головой, чтобы избавиться от навязчивых мыслей. Наука кончается там, где начинается «я», вспомнила она формулировку автора какого-то из учебников, которые она штудировала в студенческие годы. Только теперь она поняла, что автор имел в виду.

Так что — нет, возвращаюсь к науке, сказала себе Дора и двинулась дальше. Она энергично шагала мимо житковских пустошей, которые уже погружались в сумерки, и чем быстрее она шла, тем решительнее подавляла в себе сомнения. Глупые бабские суеверия, твердила она, укоряя себя за то, что хоть на миг, но поддалась им.

Когда Дора вышла из леса и увидела над своей головой темно-синий гребень горы, на которой стояла их хибара, она неожиданно почувствовала облегчение. Она была совсем рядом с домом, где чувствовала себя в безопасности, поблизости от Якубека, который ждал там ее — может, еще не проснувшийся, ведь оставила она его спящим. Возвращалась к своей будничной жизни, в которой не было места никакому проклятию.

Постепенно Дора прониклась убеждением, что крепко держит свою судьбу в руках, в тех самых, которыми она добилась всего, чего добилась, — забрала Якубека, восстановила их дом, а в конце концов и обе их жизни. Она посмотрела на свои руки, и вдруг ею овладела навязчивая идея, что на них не должно быть ничего такого, что напоминало бы об угрозе для этой ее годами ковавшейся уверенности. Никакого красного браслета — знамения абсурдного рока, их рока, какой ей только что живописала Ирма. Внезапно он ей опротивел: ей казалось, что он совершенно некстати обвивается вокруг ее запястья, привязывая ее к тому, что она отвергала. Все теплые воспоминания, которые он вызывал у нее прежде, отступили, осталось только острое нежелание и дальше носить эту смешную суеверную вещицу, с помощью которой Сурмена хотела защитить ее от порчи, насланной Маг-далкой. Браслет как будто жег ее. Дора дергала мелкий узелок до тех пор, пока не развязала его.

Легонькая, почти невесомая полоска недолго парила в воздухе и вскоре упала на обочину дороги, зацепившись за высокий стебель травы.

— Я в это не верю, — решительно сказала Дора и побежала к дому.

Пока она добежала, на их пустошь уже опустилась темная осенняя ночь.

В дом она вошла тихо, чтобы не разбудить брата.

Стоя в сенях, она не услышала изнутри ни звука. Похоже было, что Якубек спит. Дора бесшумно открыла дверь и прошмыгнула в комнату, ища на ощупь выключатель.

Едва маленькое помещение озарил свет, она сразу его увидела. Якубек стоял у окна со спущенными до щиколоток штанами и массировал рукой свой напрягшийся член. Внезапно залитый холодным светом электрической лампочки, он замер на месте. Глядя на Дору выпученными глазами, он не шевелился, только член в его руке с каждой секундой опадал. Вскоре он стоял перед Дорой уже совсем вялый, съежившийся, перепутанный.

Это ей было не внове. Подобное с Якубеком уже случалось, и всякий раз им удавалось спокойно совладать с этим — ведь это было естественно.

На этот раз не удалось.

Якубек не двигался, застыл как вкопанный, и его бегающие глаза и дрожащие уголки рта выдавали, что он не в состоянии собраться с мыслями и справиться с их мельтешением. Что его всполошило — неожиданный шум, резкий свет? Или, может быть, он впервые в жизни испытал стыд?