— Достаточно, спасибо, — сказал он наконец. — Так из-за чего вы, собственно, пришли?
Дора села обратно в кресло.
— Из-за своей работы.
Он кивнул.
— Собирая материал, я нашла одно ваше экспертное заключение. Касающееся ведуний из Житковой.
— Из Житковой? — растерянно переспросил Розмазал.
— Да. Из Житковой близ Старого Грозенкова в области Моравских Копаниц.
Розмазал какое-то время молчал. Потом его брови поднялись вверх, и стариковские пятна на лбу рассекли глубокие морщины.
— Ох, я совсем о них забыл! Но знаете ли… я ими никогда как следует не занимался. Разве что, может быть, копаницкими волынщиками, но этими женщинами — нет.
— Но вы написали о них заключение.
— Да? Вполне возможно, заключения нам писать приходилось. Вы знаете, что я был кандидатом в члены КПЧ? Ну да. Но я не хотел в партию, я хотел остаться в музее!
Дора испугалась, что у Розмазала начинают путаться мысли.
— Да-да, я это понимаю, — заверила она его вновь.
— Ну, не знаю, вы слишком молоды, чтобы это понять. В смысле — до конца понять.
— Послушайте, это было заключение тысяча девятьсот сорок девятого года о житков-ских ведуньях и их поведении во время войны, — Дора попыталась вернуть его к теме, но Розмазал перебил ее:
— Я тогда хотел любой ценой остаться в музее. Только что получил ученое звание доцента — и что бы я с ним делал, если бы меня оттуда выгнали? Не говоря уже о том, что я был буржуазного происхождения, семья моей матери владела доходным домом, понимаете? В войну его все равно разбомбили, так что после переворота мы могли особо не беспокоиться. По сути дела, у нас ничего и не конфисковали. Но, как бы то ни было, я прежде всего хотел остаться в музее.
Дора растерянно молчала.
— В любом случае какое-то там заключение, если мне поручили его написать, казалось мне не таким ужасным злом по сравнению с компромиссами, на которые шли мои коллеги. Одним заключением больше, одним меньше… Так что вполне возможно, что мне дали что-то для оценки — и я об этом что-то написал.
Дора испытала облегчение, поняв, что Роз-мазал все-таки не совсем еще заблудился в дебрях своего прошлого.
— А о чем конкретно было это заключение? Я совершенно о нем забыл.
— Ну, понимаете, ведуньи… — Дора запнулась, как всегда, когда ей приходилось об этом говорить. — Это были такие особенные женщины, они умели врачевать травами, в наши дни это назвали бы альтернативной медициной. Жили в Белых Карпатах, передавая свой опыт из поколения в поколение. В своем исследовании я добралась до старейших засвидетельствованных представительниц этого рода, которые когда-то стали жертвами процессов над ведьмами в Бойковицах. Однако примерно тем же путем до них докопались и немцы. Их изучало спецподразделение СС
Розмазал кивнул:
— Ах это! Да-да. — Но тут же замотал головой: — Знаете, честно говоря, с тех пор уже почти полвека прошло… а меня, как я вам объяснял, всегда интересовали прежде всего музыкальные инструменты. Поэтому каких-то подробностей этого дела и написанного тогда заключения я не помню.
— Хотите, я вам прочту? — предложила Дора. — Заключение у меня с собой.
Розмазал пожал плечами:
— Ну давайте… Надеюсь, там не будет ничего совсем ужасного.
Дора вынула из портфеля папку, раскрыла ее и, пролистав содержимое, нашла нужную ксерокопию.
Когда она дочитала, в комнате воцарилась тишина. Розмазал лежал с закрытыми глазами.
— Знаете, я в общем-то не удивляюсь своему сыну, — тихо проговорил он наконец.
Дора чувствовала, как по ее спине стекают капельки пота. Одна за другой ей вспоминались ее собственные формулировки, которые она, не переставая укорять себя, повторяла так часто, что они врезались ей в память:
Но она это изменит, уже скоро изменит, убеждала себя Дора. Она не сдастся, разберется в судьбах ведуний и напишет о них исследование — на сей раз без компромиссов. Стряхнув с себя эти мысли, она громко кашлянула.
Розмазал дернулся, открыл глаза и сказал: — Видите ли, я это писал в расчете на них.