Ведуньи из Житковой

— Да не сержусь, с чего бы мне сердиться? Мне даже любопытно, из-за чего вы меня разыскивали, поэтому вы должны мне все объяснить. А что, они в этом отделе метрических записей вправе вот так с ходу сообщать такие сведения? Где я живу и то, что я немка?

— Не знаю. Мне сообщили.

— Ну ладно, все равно это всем сразу понятно, имя Ингеборг Шваннце, то есть уже давно Питинова, и сейчас трудно выдать за чешское. Здесь меня называют Ина, но раньше, стоило мне где-то предъявить паспорт, столько ухмылок было — вы бы видели! Замуж я вышла в первые же недели после освобождения. Уже было ясно, что немцам тут после войны придется несладко. Так и произошло, большинство депортировали. Но я всю войну встречалась с чешским парнем, мы дружили еще со школы, понимаете. Людвик его звали, десять лет назад он умер от рака. И он женился на мне прямо в мае — на случай, если бы мне что-то грозило. И вот мы поженились, и была весна, и все мы так радовались, что войне конец… в общем, скоро я уже была в положении. Лично для меня это было чудесное время — первые месяцы после освобождения. В отличие от большинства здешних немцев. Я уж думала, что и Индру закрутило в этом водовороте, ведь он целых четыре года не объявлялся и не давал о себе знать. Мы и в Красный Крест писали, и искали его повсюду — ничего. Но в начале пятидесятого года он вдруг позвонил ко мне в дверь, как ни в чем не бывало: мол, на кофе заглянул. Ну, вы понимаете, моему мужу это пришлось не очень-то по нраву. Об Индре было известно, что до войны он сидел, а в войну спутался с нацистами. Сами понимаете, такая слава никого не красит. Но я-то знала, как было дело. Жили мы не очень хорошо, скажу я вам. Все думали — о, эти Шваннце богатеи, у них и дом есть, и поле, но что нам с того было? Никаких доходов, и в кризис мы радовались, что это поле нас хоть как-то кормило. Я это помню смутно — само собой, я была маленькая и деньгами не интересовалась, но от родни я знала, что мы тогда не жили, а выживали. Никаких сбережений — и страх за будущее, об этом у нас тогда часто говорили. И ко всему прочему у нас прибавился лишний рот! Индра женился, привел в дом этакую шалаву невесть откуда — красивая была, что правда, то правда, но в остальном — оторва. Подцепила его где-то на танцах, пьяного, а потом уже забеременела, так что Индре было делать? Пришлось жениться. Ну то есть он-то женился по любви, по уши в нее втюрился, просто с ума по ней сходил: сами понимаете, молодой парень! Только жить им пришлось у нас, а еще один едок в доме — это уж было слишком! Эта самая Лена, так ее звали, все время ругалась с нашей мамой. Но мама была женщина не промах и спуску ей не давала. Ужасный был тот год, когда мы жили все вместе. А через год Индру посадили. Бедняга, он пошел на это ради нее, понимаете? Этой Лене надоело ругаться с нашей мамой, и она все время пилила его, чтобы он нашел для них другое жилье и зарабатывал больше денег, чтобы они могли себе что-то купить, все время на него наседала. Стоит ли удивляться, что у него ум зашел за разум и он решил попытать счастья нечестным путем. Я уверена, что поначалу он собирался стащить только пару мелочей, не больше. А уж об убийстве он точно не помышлял, это было просто стечение обстоятельств, что старик встал у него на пути. Но Индра был человек добрый, не мог он лишить кого-то жизни, вот и этого нашего соседа он не убивал. Все равно его схватили, посадили, и отсидел он пять лет. А эта зараза сразу же после суда сбежала от него вместе с ребенком. Куда она делась — не знаю. Индру это окончательно подкосило. В тюрьме он совсем скис. Мы с мамой его там несколько раз навещали, вид у него был совсем жалкий.

Выпустили его незадолго до войны, а после он с головой ушел в работу. Понимаете, ему нужна была почва под ногами, а женщинам он уже не верил. Поэтому его захлестнуло новое время с возможностью получить хорошую работу — только не на тех он поставил… Сперва он разъезжал переводчиком, тогда это часто было нужно, переводить с чешского на немецкий и наоборот, а потом, видимо, пошел в гору, к нам наведывался все реже и реже, наверное, ему стали давать какие-то более серьезные задания. Затем, как я сказала, он несколько лет вообще не давал о себе знать и объявился аж в пятидесятом. Здесь мне, пожалуйста, помогите, мне уже со всем этим трудно ходить.

Пока Питинова говорила, а Дора слушала, они дошли до кладбища. Все это время старая женщина толкала перед собой небольшую тележку с тяжелой сумкой, какими-то инструментами и огромным рождественским венком поверх всего. Она отказывалась от помощи, и только теперь, когда тележка стояла перед кладбищенской калиткой, Дора нагнулась, вынула ее содержимое, повесила сумку себе на руку и с охапкой пахучей хвои поспешила за Питиновой, которая уже ушла далеко вперед.