Ведуньи из Житковой

Если бы тогда это было возможным, она начала бы свою работу с описания Копаниц. Все тамошние обитатели в один голос твердили, что место это особенное и потому рождает особенных людей. Возможно, жители повторяли эти слова, так как ничего другого, кроме этого уникального ощущения, у них не было. Невысокие коренастые сельчане, которых не могла толком прокормить копаницкая неплодородная земля, с детских лет уничтожали себя не только тяжким трудом, но и крепким местным самогоном. В них сохранялась непоколебимая тяга к вере, хотя они и неспособны были уважать ее моральные ценности. За пределами своего края они считались заведомыми ворами и дебоширами. И еще обманщиками, над которыми потешались из-за их упорных попыток одурачить окружающих, что, впрочем, чаще всего легко разоблачалось. Все это было напрямую связано с образованием. В Копа-ницах его не считали чем-то ценным — учеба означала трату времени, которое можно было использовать по-другому, лучше, работая в поле или как-то иначе добывая средства к существованию.

Это именно они уже после уничтожения барщины целых пятьдесят лет бесплатно трудились на графов из замка Светлов, поскольку в Копаницах никто не умел ни читать, ни писать, не говоря уж о том, чтобы получать газеты, и потому вести об отмене барщины сюда попросту не добрались. Только вмешательство пришедшего в ужас адвоката Вечержа, пионера туризма, любителя белокарпатской девственной природы и автора статьи «Современные рабы» в журнале «Независимость», исправило это положение. Он разъяснил все изумленным крестьянам, а в конце 1896 года даже посетил в Вене главу правительства Бадени, чтобы изменить сложившуюся ситуацию. Что за дело было ему до пота и изнурительной работы двух поколений незаконно надрывавшихся местных жителей? Да никакого. Но, возможно, его толкнуло на это ощущение того, что в конце девятнадцатого века в цивилизованной Моравии попросту не могут существовать столь глубокое невежество и всеобщая необразованность, соседствующие с рабством. Однако же они существовали. Причем еще не одно десятилетие. Даже в пятидесятые годы двадцатого века, когда коммунисты похвастались, будто победили неграмотность, новость об этом не могла прочитать добрая треть обитателей Моравских Ко-паниц.

Тем не менее чувство, что они особенные, было в них неискоренимо. Потому что жили они в особенных местах. Вот с чего Дора хотела бы тогда начать. Да только предварять академический труд разделом о крае гор, поросших лесами, полными карпатских дубов и буков с неохватными стволами, о крае, где на склонах зеленеют луга, сияющие летом редкостными орхидеями, ятрышниками (называемыми также кукушкиными слезками) и анемонами-ветреницами, а между этими лугами тянутся вниз узкие возделанные поля с домиками, почти вросшими в землю, — это абсурд. Научный текст не должен начинаться с описания свежего горного лета, которое в один миг может затмиться адской бурей, что затягивает гребни гор темными непроницаемыми тучами, либо с описания суровой зимы, когда среди холмов гуляют снежные вихри, какие можно было бы ожидать в Сибири, а вовсе не на юге Моравии. На страницах дипломной работы нельзя рисовать огромную круглую луну, повисшую над прильнувшими друг к дружке вершинами, которую причудливо расчерчивают ночные облака, или же описывать светлые ночи, когда на небе ни облачка и дороги, бегущие по склонам, видны не хуже, чем днем. А если выйти в такой момент на порог дома, стоящего на вершине холма, то кажется, будто находишься на небе, потому что под твоими ногами расстилается целый мир. С противоположного склона светят тебе из окон разбросанных по холму домиков огоньки, а в долине моргает, словно дитя в колыбели, Грозенков, и все соседи знают друг о друге. Каждый поодиночке, но все вместе.

По-настоящему начало ее диплома должно было бы быть именно таким. Читателям следовало дать понять, что это за волшебное место — Копаницы на отрогах Белых Карпат — и почему только здесь могло зародиться и налиться силой нечто особенное. Ведовство и ведуньи.

Однако ничего подобного в научном труде, ограниченном правилами минималистской эстетики, быть не могло. Ну так она ничего подобного и не писала, потому как попробуйте написать нечто такое после того, как представите себе пять пар глаз кандидатов наук из аттестационной комиссии, в которой по крайней мере один наверняка осведомлен о ваших анкетных данных:

— Я, товарищи, очень уважаю наших трудящихся и поверьте, что поступаю так не из-за того, что не вижу классово обусловленных различий во взглядах… скорее, наоборот. Но это же недопустимо, это совершенно не вписывается в шкалу оценок, абсолютно не соответствует критериям научного подхода! Такое могла бы написать разве что, ну да, разве что продавщица. Со всем уважением к ее почетному труду на благо нашей социалистической родины. Но — труду в торговом кооперативе «Единство»!

Так что начала она совсем по-другому.

РЕЛИГИЯ И МАГИЯ