Их головы скатывались в подставленную корзину, а кровь забрызгивала все вокруг — либо же их тела обращались в пепел, как это происходило с жертвами многих ведовских процессов. Но между ними и женщинами из Житковой была определенная разница. Она бросилась Доре в глаза, когда та изучала последние сохранившиеся допросные книги моравских городов. Туда вносились приговоры женщинам, большинство которых судили не исключительно за занятия колдовством, а в первую очередь за иное, сопутствующее, преступление, которое как раз и требовало смертной казни. Детоубийство, избавление от плода, травление ядами, воровство, прелюбодеяние, двоемужество, кровосмешение — на все это шли в основном женщины из самых низов общества, нищенки или душевнобольные. Были, разумеется, и исключения; к самым известным относятся великолосинский и шум-перский процессы, затеянные паном Бобли-гом из Эдельштадта, чей явно нездоровый раж требовал костров, на которых сожгли десятки в большинстве своем благонамеренных горожан и горожанок[10]
.Однако житковские женщины тоже были исключением. Их приговоры состояли сплошь из перечней прегрешений, по сути весьма абстрактных и напрямую связанных со смутными фантастическими представлениями обвинителей об искусстве ведуний. Все верно: Дора не только вычитала это в конкретных документах, но и испытала на собственном опыте. То есть обвинения против женщин, представших перед бойковицким судом, были не беспочвенными. Поскольку знания, не доступные другим, находились под запретом, ведуньи априори считались виновными.
Дора нажала клавишу компьютера и, ожидая, чтобы экран загорелся и стал ярко-синим, махнула официанту и заказала еще рюмку. Перед ее взором постепенно появлялись папки, и наконец она выбрала одну из них — ЛЕЧЕНИЕ. Некоторое время Дора перебирала файлы, а потом открыла тот, что содержал записи древних, передаваемых из поколения в поколение рецептов, услышанных ею от старожилов. Она пробежала глазами несколько, прежде чем нашла тот, что искала. Сурменин совет Багларке.
Это был тот же рецепт, что дала Катержина Сганелка Фуцимановой. Однако Багларовой он помог, у нее родились трое детей.
Папка о лечении полнилась подобными советами и подсказками. Когда-то других путей к выздоровлению в Копаницах не существовало. Жаль, что из-за истерического преследования колдуний эти методы превратились в головах людей в нечто коварное, подлежащее немедленному искоренению. Вместе с уважением к тем, кто умел их применять. К ведуньям, ставшим в глазах соседей ведьмами. Этому наверняка поспособствовало и еще одно умение, которым якобы владели житков-ские женщины.
Дора открыла файл под названием ЛЮБОВНАЯ МАГИЯ.
На экране компьютера появились ксерокопии страниц приговора, вынесенного внучатой племяннице Сганелки Катержине Ди-вокой, которая колдовством удерживала при себе некоего Талаша. Литье воска и заклинание? Одурманивание с помощью трав и любовные фокусы? Хотя Дора и верит, что Катержина Дивокая проделывала все это, казни она явно не заслужила. Катержина провинилась ничуть не больше своей внучки Зузки Полаш-ки, которая пять десятилетий спустя отвечала перед бойковицким судом за обольщение Юры Ржегака, «почтенного быстршицкого кузнеца, коего она одурманила и от его жены Марины сманила, а саму ее после уморила». Тогда вину Полашки в смерти Ржегаковой жены, умершей от чахотки, доказать не удалось, но за подозрение в этом и за иные колдовские деяния ее присудили к штрафу в пять золотых. Это произошло уже в 1741 году. К счастью, к тому времени пытки и казни подозреваемых в чародействе исчезли из репертуара моравских судов, так что Полашка, в отличие от своих предшественниц, выпуталась живой.
Дора знает, что обе они были виновны, виновны так же, как и другие ведуньи. Она знает это, потому что и к ним, в Бедовую, прибегали девушки, мечтавшие зачаровать своего избранника.