Читаем Ведуньи полностью

– Ой, что это я? – сказал он с ноткой удивления, хотя это и вышло у него не слишком убедительно. – Я же совсем забыл, что у меня есть для тебя маленький подарочек. – И он протянул мне костяной гребень. Это была очень красивая вещица; я такие и видела-то раза два в жизни и уж точно сама никогда такого гребня не имела. – Этот гребень моей матери принадлежал, – пояснил Дэниел. – Мне показалось, он очень даже мог бы пригодиться для твоей сестренки. Надо же ей как-то с этими волосами… – И он жестами изобразил спутанные лохмы Энни.

Я неторопливо рассматривала подарок, водя пальцем по резному краю гребня, по острым зубчикам. А когда снова подняла глаза, Дэниел уже шел обратно через рощу в деревню и был почти не виден за стволами деревьев.

И вот я снова держу в руках этот гребень, но каким же далеким кажется мне тот день. И та жизнь – она словно совсем другой девушке принадлежит. Я беру гребень обеими руками, прижимаю его к груди и кладу на стол. Вздыхаю. Потом наливаю в чашку молока и подношу к маминым губам. Но она на меня даже не смотрит.

* * *

Сперва мне кажется, что уже наступило утро, что это просто яркий свет зари просвечивает сквозь дыры в стенах и крыше. Но свет какой-то странный – неровный и не усиливающийся, как при разгорающейся заре, а как бы мигающий и кольцом охватывающий наш дом со всех сторон.

Что-то явно случилось, но я не понимаю, что именно. Я встаю, подхожу к двери и, глядя в щели дверной створки, пытаюсь понять, что это за свет то вспыхивает, то гаснет возле нашего дома.

Снаружи доносится кашель, и моему терпению приходит конец.

Я не даю себе времени, чтобы начать бояться и колебаться, и резко распахиваю дверь. Ни за что и никому я не позволила бы настолько меня запугать, чтобы я так и осталась взаперти в собственном доме.

Зрелище, открывшееся моим глазам, можно было бы назвать прекрасным, если бы оно не было столь угрожающим.

Повсюду в ночи виднеются всплески желтых огней; огни эти полукругом расположились перед нашим домом и словно плывут в темноте, хотя я знаю, что их держат чьи-то невидимые руки. Однако огни и те, что их принесли, все же держатся довольно далеко от нашего крыльца, опасаясь подойти ближе, ибо тогда их может настигнуть наше проклятие. Но как же их много! Должно быть, здесь собралась почти вся деревня. И у меня вдруг мелькает мысль: а который из этих факелов держит Дэниел?

Я так и стою в дверях. Энни уже уснула, а мама продолжает что-то шептать и плакать, скорчившись на постели своего погибшего сына. А я все стою и словно любуюсь этим прекрасным и страшным зрелищем – огнями факелов, мерцающими в темноте.

<p>А над головой звездное небо</p>

Это было ошибкой. Зря он пришел на берег реки. Все равно что ткнул пальцем в открытую рану.

Он готов был гладить землю в каждом из тех мест, где они вместе сидели, собирали хворост, разжигали костер. А вот здесь они устроили себе свое первое брачное ложе. А там входили в воду, и он учил ее плавать. А на этом месте он подарил ей материно кольцо. Ему страстно хотелось вернуть все это, сделать так, чтобы то, во что он так верил, оказалось правдой, и он злился, сознавая собственную слабость; он ведь не просто пал жертвой ее магических чар, но и до сих пор находился под их воздействием. Он вынул из кармана подаренный ею камень и подумал: может, стоит все-таки повесить его на дерево, вдруг она придет?

Он понимал, что это прощание. Сам он сюда больше не вернется.

Заметив, что в небесах давно висит полная луна, он понял, что уже через несколько часов рассветет и придется снова приниматься за работу, а потому, сунув камень в карман, повернул к дому. И шел очень быстро, пока не перехватило дыхание и не начало жечь в груди, но, к счастью, эта телесная боль почти полностью отвлекла его от боли душевной.

Прошлой ночью он отказался присоединиться к односельчанам, вновь отправившимся с факелами к дому ведьмы; тут ему весьма на руку оказалась его прежняя репутация слабака и труса. Вечером, когда все остальные двинулись вверх по чумному холму, он, захватив с собой материнское кольцо, вызвал на улицу Молли.

– Что это ты так поздно заявился? – спросила Молли, спускаясь с крыльца.

– Выходи за меня.

И даже в почти полной темноте увидел черный провал ее разинутого от изумления рта.

– Если бы у меня была возможность отказаться, я бы непременно это сделала, – сказала она. – И не потому, что не хочу быть твоей женой, а потому, что ты предлагаешь мне это только из жалости, по доброте душевной, но не по любви.

– Доброе отношение – отличное начало для семейной жизни, ничуть не хуже любого другого. А может, это тоже одна из разновидностей любви.

Она помолчала, глядя куда-то вдаль, на спокойную гладь моря.

– Если бы у тебя была ко мне хоть какая-то любовь, ты бы это знал.

Он покачал головой:

– Не уверен.

Они еще немного постояли молча, любуясь слабым колыханием темной воды.

– Спасибо тебе, – сказала она, целуя его в щеку.

Перейти на страницу:

Все книги серии Novel. Таинственный сад

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза