Ведуньи

– …и я была совсем-совсем голенькая! На мне даже самой маленькой тряпочки не было!

Это самое щекотливое место в рассказе Энни, но Дэниел ведет себя именно так, как нужно – понимающе улыбается, удивленно таращит глаза и помалкивает.

– И мамочка спросила у того ясеня, можно ли ей меня взять, и корни, которые меня обнимали, сразу раздвинулись, и она поняла, что ясень ей разрешил. А когда она взяла меня на руки, то оказалось, что у меня и во рту, и в ушах полно земли. Я ведь из земли проросла – как деревце из земли прорастает.

Все. Конец истории. Энни, сияя, устало опускает руки, словно только что создала великую вещь и сразу же принесла ее в дар.

– Какое же у твоей жизни было замечательное начало, – ласково говорит ей Дэниел.

Энни мрачнеет:

– Да, конечно, только б лучше я мальчиком выросла.

Я молчу; я все еще сопротивляюсь тем воспоминаниям, которые мне не нужны, которые лучше забыть. А Дэниел со смехом ей возражает:

– Ну что ты! По-моему, из тебя просто чудесная девочка выросла.

– Вот и Сара так говорит.

– Энни, нам нужно идти. – Я беру ее за руку.

Дэниел, быстро глянув на меня, встает. И мне кажется, будто меня окутывает некая холодная тяжелая тьма, подкрадывается со всех сторон, всем своим весом наваливается мне на плечи… Наверное, думаю я, и отец чувствовал нечто подобное, когда тонул.

– Вот, возьми, – говорит Дэниел, протягивая мне шаль. – Помнишь, ее сперва вот так сложить нужно? – Он снова показывает мне, а потом накидывает шаль мне на плечи и туго стягивает спереди ее концы. Я чувствую тепло шали, тепло его рук, но протестовать не в силах: голова моя слишком обременена разными мыслями.

– Но я хочу остаться здесь! – говорит Энни и пытается выдернуть руку.

А меня все сильней одолевают те воспоминания, и я не хочу думать об этом. Они – словно кровавый отпечаток. И те крики – словно страшный зов в ночи. Лучше бы Энни не рассказывала историю о том, как она «проросла»!

– Нам нужно идти, – повторяю я.

Энни хмурит брови:

– А я не хочу! И голос у тебя какой-то странный!

А у меня в ушах звучит голос матери. Те слова, которые она сказала той ночью, я слышу так ясно, словно она стоит рядом со мной, и они остры, как лезвие ножа Джона.

Дэниел внимательно за мной наблюдает, а я хочу ему улыбнуться и не могу. И он невольно чуть отступает от нас. Но держится спокойно, хотя под этим настороженным спокойствием явно прячется страх. Он выжидает, пытаясь понять, кто же я все-таки на самом деле – та девчонка, что вместе с ним собирала хворост и с таким удовольствием ела у костра принесенное им угощение, или ведьма, обладающая магической силой и способная наложить проклятье. В данный момент я и сама этого не знаю.

– Мне, пожалуй, тоже пора, – говорит он, и Энни, печально понурившись, поднимает на него свои огромные карие глазищи. – Но в следующий раз я непременно тебе раковину раздобуду. А теперь ступай домой вместе с Сарой.

Я снова крепко беру ее за руку, тащу прочь и шепотом наставляю:

– Только никому не говори о сегодняшней встрече. Тебе вообще не следовало так поздно на берег реки приходить. Зачем ты за мной следила, дурная девчонка?

Но ее ответные всхлипывания и жалобные причитания я едва слышу. В ушах у меня по-прежнему звучит голос матери и то, как она тогда сказала мне: «Ложись и спи», а сама ушла в лес. Господи, как давно это было…

Только я тогда не уснула.

Страдания

Дэниелу пришлось дожидаться воскресенья, чтобы воплотить в жизнь принятое им решение. Он шел быстро, подгоняемый благодатным ощущением силы. В душе у него бушевала буря чувств. Сара со своими «штормовыми» глазами ворвалась в его жизнь, сокрушив ее, переменив в ней все до самой ее основы. Доказав, что человек по собственному желанию способен изменить даже ход событий, если только у него хватит храбрости.

Он свернул в проулок, ведущий к дому кузнеца и его кузнице, стоявшим чуть поодаль от деревни, между лугом и морским берегом. Рука его не дрогнула, когда он с силой постучался. Дверь ему открыла мать Молли. У нее были такие же мягкие кудрявые волосы, как у дочери, но уже сильно побитые сединой, и кудряшки точно так же выбивались из-под чепчика, обрамляя ее пухлое розовое лицо. Мельком глянув на ссадину, украшавшую физиономию Дэниела, она приветливо воскликнула:

– Мастер Тейлор! Как это приятно, что вы к нам зашли! Входите, входите, – и она чуть отступила в сторону, пропуская его. Впрочем, Дэниел прекрасно понимал, что подобное уважение она выказывает не ему самому, а тому положению, которое занимает в деревне его отец.

Заставив себя приветливо улыбнуться, Дэниел как ни в чем не бывало сказал:

– Нет, спасибо, миссис Мэтьюз, в дом я входить не буду, но не могли бы вы позвать Молли, мне с ней переговорить нужно.

Но Молли была уже тут как тут. Хихикая и локтем отталкивая мать, она крикнула:

– Дэниел! А я все думала, когда же ты ко мне зайдешь, – и, выйдя на крыльцо, буквально силой затолкала миссис Мэтьюз обратно в дом и закрыла за собой дверь. – Пока, мамочка!