Читаем Веер молодости. Японские сказки полностью

– Нет, показать нельзя. Журушка крепко-накрепко запретила к ней входить, пока она ткет.

– Ого! Вот еще выдумки! Я вижу, ваша дочь привередница. Ну а я и спрашивать у нее не стану!

Оттолкнул Гонта стариков и настежь распахнул двери.

– Ой, там журавль, жу-жу-равль! – испуганно забормотал он.

Входят старики – и правда, стоит за ткацким станком большая птица. Широко раскрыла она свои крылья, выщипывает у себя клювом самый нежный, мягкий пух и ткет из него красивую ткань: кирикара тон-тон-тон, кирикара тон-тон-тон.

Захлопнули старики дверь поскорее, а Гонта со всех ног убежал – так он испугался.

На другое утро прибежали дети звать Журушку.

– Журушка, выйди к нам, поиграй с нами или сказку расскажи.

Но в ткацкой комнате все было тихо.

Испугались старик со старухой, открыли дверь и видят: никого нет. Лежит на полу прекрасная узорчатая ткань, а кругом журавлиные перья рассыпаны… Начали старики звать дочку, искали-искали, да так и не нашли.

Под вечер закричали дети во дворе:

– Дедушка, бабушка, идите сюда скорее!

Выбежали старики, глядят… Ах, да ведь это журавль. Тот самый журавль! Курлычет, кружится над домами.

Тяжело так летит…

– Журушка, наша Журушка! – заплакали старики.

Поняли они, что это птица, спасенная стариком, оборотилась девушкой… Да не сумели они ее удержать.

– Журушка, вернись к нам, вернись!

Но все было напрасно. Грустно-грустно, точно прощаясь, крикнул журавль в последний раз и скрылся в закатном небе.

Долго ждали старик со старухой, но Журушка так и не вернулась.

Есть, говорят, на одном из дальних островов большое озеро. Видели там рыбаки журавля с выщипанными перьями. Ходит журавль по берегу и все поглядывает в ту сторону, где старик со старухой остались.


Пересказ В. Марковой.

О ЧЕМ РАССКАЗАЛИ ПТИЦЫ

Давно-давно это было. Жил в одной деревне старик. Ходил он по горам, хворост собирал да продавал его на базаре. Как-то раз нашел он в лесу красный колпак. Обрадовался старик находке: хоть и дырявый колпак, да ведь у него и такого не было.

«В пору ли он мне?» – подумал старик и нахлобучил его на голову. И что же? Слышал он до того только щебет и крики птиц, а тут вдруг весь лес наполнился спорами и разговорами.

– Отдай моего червяка! Отдай моего червяка!

– Фить, фить, не отдам! Давай пополам.

– Сова-то увидела меня и кричит: «Угу-угу!»

– А ты что?

– А я ни гугу. Так и спасся.

– Дети мои, голубяточки, давайте я вас приголублю.

Вон на той ветке ссорятся, а на этой идет дружная беседа. И вдруг:

– Р-разбой! Разбой! Держи вора! Кар-р! Кар-р! Старик даже в сторону шарахнулся от испуга!

Сбила ветка колпак у него с головы, и сразу стихли речи, снова зазвенел непонятный птичий щебет. Поднял старик колпак с земли, надел на голову, и опять послышались разговоры и вверху, на ветках, и внизу, в кустах. Снял колпак – снова птичий щебет да шорох листьев. Надел колпак – опять разумные речи.

«Вот оно что! – догадался старик.- Не простой колпак я нашел, а волшебный: зовут его в народе колпак «Чуткие уши». Кто его наденет, тот научится понимать язык птиц и зверей, цветов и деревьев».

Пошел старик дальше в лес, присел отдохнуть под большим деревом и задремал. Разбудило его карканье ворон.

«Что это я, задремал, кажется?» – встрепенулся старик.

Видит он: сидят на ветке над самой его головой два ворона и хрипло каркают.

«О чем это они?» – подумал старик. Надел он свой красный колпак и стал слушать.

– Давно мы с тобой не встречались, друг Кангарасу, – говорит один ворон другому. – Ты откуда путь держишь?

– Был я на морском берегу, но пропала там рыба, нечем стало кормиться, вот я и прилетел сюда, – отвечает другой. – А ты где летал, брат?

– Возле деревни на рисовых полях охотился, да только ныне на улиток неурожайный год. И еще мало того – дети дразнятся:

Вор-вор-ворон,Где ты закоптел?Выкради краски,Выкраси перья.

– Да, друг, беда нам от этих озорников. Но скажи мне, что на свете нового, небывалого?

– Каркнуть по правде – ничего. Ах да, вспомнил. Расскажу я тебе, что в наших краях случилось. Лет шесть назад, не соврать бы… Да, точно, шесть лет назад строил один крестьянин кладовую. Стали настилать крышу из дранки…

– Драную, драную крышу?

– Да нет, из дранки. Словом, стали дощечки одну к другой приколачивать. И случилось так, что заползла на крышу змея, ее невзначай и прибили гвоздем. Лежит змея полуживая и не умирает. Все эти годы ее кормит верная подруга. Приползет к ней, и плачут они обе, плачут Растет чужое горе над домом, словно черная туча. И тут пришла к крестьянину беда: заболела его единственная дочь.

– Кра-кра-красивая?

– Красавица, да еще какая! Жаль ее! Если никто не догадается приподнять доску и освободить змею, то змея умрет. В тот же миг умрет и девушка. Много раз летал я над крышей и каркал об этом во все горло, да что проку! Никто меня не послушал.

Другой ворон отвечал ему:

– Правда твоя, непонятливы люди! Как громко ни каркай, все им невдомек.

Наговорились вороны и разлетелись в разные стороны.

Перейти на страницу:

Похожие книги

На пути
На пути

«Католичество остается осью западной истории… — писал Н. Бердяев. — Оно вынесло все испытания: и Возрождение, и Реформацию, и все еретические и сектантские движения, и все революции… Даже неверующие должны признать, что в этой исключительной силе католичества скрывается какая-то тайна, рационально необъяснимая». Приблизиться к этой тайне попытался французский писатель Ж. К. Гюисманс (1848–1907) во второй части своей знаменитой трилогии — романе «На пути» (1895). Книга, ставшая своеобразной эстетической апологией католицизма, относится к «религиозному» периоду в творчестве автора и является до известной степени произведением автобиографическим — впрочем, как и первая ее часть (роман «Без дна» — Энигма, 2006). В романе нашли отражение духовные искания писателя, разочаровавшегося в профанном оккультизме конца XIX в. и мучительно пытающегося обрести себя на стезе канонического католицизма. Однако и на этом, казалось бы, бесконечно далеком от прежнего, «сатанинского», пути воцерковления отчаявшийся герой убеждается, сколь глубока пропасть, разделяющая аскетическое, устремленное к небесам средневековое христианство и приспособившуюся к мирскому позитивизму и рационализму современную Римско-католическую Церковь с ее меркантильным, предавшим апостольские заветы клиром.Художественная ткань романа весьма сложна: тут и экскурсы в историю монашеских орденов с их уставами и сложными иерархическими отношениями, и многочисленные скрытые и явные цитаты из трудов Отцов Церкви и средневековых хронистов, и размышления о католической литургике и религиозном символизме, и скрупулезный анализ церковной музыки, живописи и архитектуры. Представленная в романе широкая панорама христианской мистики и различных, часто противоречивых религиозных течений потребовала обстоятельной вступительной статьи и детальных комментариев, при составлении которых редакция решила не ограничиваться сухими лапидарными сведениями о тех или иных исторических лицах, а отдать предпочтение миниатюрным, подчас почти художественным агиографическим статьям. В приложении представлены фрагменты из работ св. Хуана де ла Крус, подчеркивающими мистический акцент романа.«"На пути" — самая интересная книга Гюисманса… — отмечал Н. Бердяев. — Никто еще не проникал так в литургические красоты католичества, не истолковывал так готики. Одно это делает Гюисманса большим писателем».

Антон Павлович Чехов , Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк , Жорис-Карл Гюисманс

Сказки народов мира / Проза / Классическая проза / Русская классическая проза