Потом она выбегала наверх, в лес, полный свежести и птичьего гомона.
Узкими тропинками Даша шла к дождемерам. Вот и знакомая полянка. На траве, простроченной голубым узором незабудок, лежал ласковый солнечный свет. По краям полянки белыми столбиками блестели большие стеклянные термометры.
— О-о-о! — весело кричала Даша, и лес отвечал ей звонким, перекатывающимся эхом.
Полянка была ее радостью.
Здесь стояли два больших желтых пня, оставшихся от недавно срезанных дубов. Они пахли горьковато и вкусно. Даша жадно вбирала в себя этот запах, завороженно прислушивалась к звукам, которыми жил лес. Вот где-то вверху цокает белка, тихо прошуршал в траве ежик. А там, за березкой, бьется чье-то сердце. Это неторопливо отсчитывают секунды спрятанные в дождемерах часы.
Записав и обработав показания приборов, Даша собиралась домой. В лесу было сумрачно и тихо. А когда она выходила на опушку, то услышала, как на лугу громко и чуть грустно поют девчата. Виднелись недалекие крыши и заводские трубы городка, на которых краснели лучи погасающего солнца.
Даша смотрела, и ей было необыкновенно хорошо. Хоть она и устала от хлопот, но день прошел удачно, и впереди таких дней еще много-много.
И было удивительно думать, что этих прекрасных дней не замечают многие люди. Например, Подрытов, который все жалуется, что его кандидатскую диссертацию уже полгода маринуют в институте и, видимо, ему необходимо выезжать туда и начинать «пробивать» ее по «инстанциям». И вздыхает: «Как много требуется усидчивости в нашем деле! Присматривайтесь, Дарья Сергеевна».
Или Костриков, который часто ездит в Чигорак, в местный колхоз, где помогает уничтожать появившихся в лесу вредных насекомых и подсаживает молодняк.
Приезжает он оттуда усталый, пыльный. Но стоит ему ополоснуть лицо, как он уже спешит к приборам.
Даша жалела его. И говорила, что так недолго и заболеть, на что Костриков, беспечно улыбаясь, отмахивался: разве такого одолеет болезнь? И приглашал: не теряйте времени, Дарья Сергеевна, спешите ездить со мной. И непонятно было — серьезно он это говорит или шутит.
Наверху заскрипела дверь. Даша захлопнула журнал и прислушалась, соображая в то же время, как сказать, где находится Костриков, если войдет Подрытов.
— Дарья Сергеевна, вы здесь?
Ну, конечно, это был Подрытов. Он, нагнувшись, заглядывал сверху. На его остроскулом, изможденном лице прыгали желтые отсветы лампы.
— Пока да, Василий Евдокимович, но собираюсь к дождемерам.
Подрытов, сильно стуча подкованными ботинками, спустился вниз и сел рядом с Дашей. Закуривая, он огляделся.
— А где же Алексей Тимофеевич?
Как ни готовилась Даша к этому вопросу, а все же смешалась. Склонившись над журналом, чтобы скрыть свои глаза, она ответила:
— Вышел наверх, к сеянцам… Скоро придет.
— Ну, и прекрасно! У меня к нему есть небольшой вопросик. Подожду. — Подрытов удобней устроился на ступеньке. — Вы слышали, Дарья Сергеевна, последний анекдот про спутника? Коротенький, но острый. Значит так: долетел спутник до Луны и сигналит оттуда: «Приземлился благополучно, высылайте спутницу». Здорово?
Он захохотал, с его папиросы упал пепел и засыпал свежие записи в журнале. Даша смахнула пепел на пол и отодвинула журнал.
Часы на ее руке тикали торопливо и тревожно, словно напоминали о том, что уже второй час, а Кострикова все нет. «О чем он только думает! — ужаснулась Даша и покосилась на Подрытова. — И его откуда-то принесло на мою голову… Первый раз в жизни соврала».
Подрытов докурил папиросу, поискал глазами, куда бы бросить окурок, и, не найдя, скомкал его, завернул в клочок бумажки и опустил в карман.
— Пожалуй, не дождешься вашего шефа, — сказал он со вздохом. — Проводите?
Когда они поднялись наверх, в лесу парило. На шершавой поросшей зеленоватым мхом коре дуба, возле которого они остановились, светлыми жаркими пятнами лежал солнечный свет. Торопливо, охваченные непонятной тревогой, сновали вверх и вниз муравьи.
— Опять к дождю…
Подрытов пощурился на муравьев и вдруг, словно что-то вспомнив, повернулся к Даше.
— Дарья Сергеевна, сегодня у нас, понимаете ли, производственное совещание. Так что вам надлежит быть. Да и выступить ввиду сложившихся обстоятельств было бы неплохо…
— О чем? Я ведь еще…
— Ну о чем… Хотя бы о своих одиноких бдениях в лаборатории.
Даша испытующе посмотрела на Подрытова и нахмурилась.
— Я редко бываю одна… Больше с Алексеем Тимофеевичем.
— Как сегодня?..
Даша промолчала, и Подрытов заторопился.
— Впрочем, как хотите… Я это, видите ли, в ваших интересах… Костриков вряд ли будет вас защищать, когда развернутся дебаты и прения… Я его манеру знаю. До свидания.
Уже отойдя, он добавил:
— Кстати, я сегодня с утра в ваших владениях и полностью в курсе событий… Такие-то дела!
«Ну и подсматривайте дальше, если вам нравится!» — хотела крикнуть Даша, но в последний момент сдержалась.
Совещание оказалось долгим. Оно закончилось, когда в свои права вступила темная лесная ночь. Даша торопливо шла вдоль опушки и слушала, что говорил ей Подрытов.