Вега — звезда утренняя

— Оказывается, зря мы волновались, друг Никита, — сказал он громко, — просто рановато было. А сейчас понаехало народу — не продохнешь. Урожаище сильный! Встретился я с дружками, и решили мы цену сбить, пусть-ка попрыгает Семочкин с приятелями. Как ты думаешь, правильно?

— Конечно! — сказал Никита и злорадно посмотрел в сторону Семочкина: теперь хоть обкричись — не будет покупателей!

— Вот теперь можно и насчет пианино идти, — сказал отец. — Пошли? Дед Сашок тут за всем присмотрит…

Сердце у Никиты замерло, а потом забилось так гулко, что он испугался: вдруг отец услышит и поймет, что он волнуется. Никита поправил картузик и пошел следом за отцом. У воза Семочкина он задержался, чтобы посмотреть, что тут делается. Здесь не было ни одного покупателя, и Семочкин, хмурый, сидел на колесе и ел арбуз.

— Ага, теперь он будет знать! — сказал Никита торжествующе.

— Нет, его, Никита, так сразу не проймешь, — ответил отец, — да и не один он, много еще таких…

В магазине отец сразу спросил заведующего, его попросили за прилавок, и он, держа Никиту за руку, зашел. За прилавком оказался коридор, уставленный ящиками, а в конце его — большой письменный стол, за которым сидел пожилой человек в гимнастерке и писал. Это и был заведующий. Отец поздоровался с ним и рассказал о своем деле. Заведующий поиграл карандашом, сказал:

— Ну что ж, выбор у нас богатый. — Целая партия пианино поступила. Сейчас их подготовят к осмотру. — И спросил: — Вы откуда же? Из-за Дона?

— Оттуда.

— Как урожай?

— Хороший… отменный, надо прямо сказать.

— Ага, постарались, значит… Ну, мы тоже вам товаров подбросили в сельпо — богатейте. Хорошим людям приятно служить…

Никита слушал и удивлялся: как все беспокоятся об урожае! Люди разные, а забота — одна. И с каким вниманием они слушают отца. Как это он не замечал, что отец у него такой видный человек? Действительно, разве может он оставить свою бригаду и пойти на должность заготовителя? Никита даже удивился наивности матери, которая добивалась этого. Нет, ничего, конечно, не выйдет! Потом их повели в зал, где стояли четыре пианино. Никита добросовестно испробовал их одно за другим. Пока он переходил от одного инструмента к другому и трогал клавиши, из-за прилавка вышел один продавец, потом другой. Видимо, их заинтересовал необычный покупатель. Никита, наконец, остановился на последнем пианино и уселся на стульчик перед ним поудобней, чтобы проиграть пьесу. Что сыграть?

Он, задумавшись, опустил голову вниз и увидел на лакированной поверхности отражение отцовского лица: глаза его смотрели ласково и ободряюще. И Никита сразу почувствовал облегчение. Он тронул пальцем один клавиш, другой. Тонкий, радостный, как луч солнца, звук задрожал в воздухе. Никита опустил все пальцы. И вот по залу полилась песня, которую Никита слышал утром от деда Сашка: «Как ты, батюшка, славный тихий Дон…» Руки Никиты неуловимо бегали по клавишам. И постепенно в основную мелодию, словно звонкие ручейки, стали стекаться другие звуки. Никита играл о том, как ярко горит восход по утрам над степным простором, как ослепительно сверкание росы, как радостно встречать солнце, когда тебе всего девять лет, а впереди — большая и удивительная жизнь. Сердце Никиты сжимала неведомая сила, ему было и радостно, и хотелось плакать от восторга. Последний аккорд пролетел по залу, и Никита встал со стула.

— Берем пианино… спасибо, сынок! — сказал отец и поцеловал Никиту…

А вечером Никита опять лежал на пахучем сене, и воз медленно двигался по дороге. Мальчик видел, как садилось за темную тучу солнце. Вот оно совсем скрылось, и над тучей веером разметались багровые лучи. Их жар остывал с каждой минутой, и небо стало розовым, потом белым, потом синим, словно покрылось окалиной. Никита думал о том, как встретят его деревенские ребята, что скажет ему про покупку учитель Серафим Федорович и как он, Никита, будет рассказывать электрику Константину о своей поездке. Вот будет тот удивляться! Надо обязательно сыграть ему песню про Дон. Никита потрогал гладкий футляр баяна и вспомнил, что он так ни разу и не вынул его. Ну ладно — дома наиграюсь!

Он закрыл глаза, полежал так и снова глянул вверх. Небо стало зеленым. Дул свежий ветер. Где-то поблизости шумел потревоженный Дон. Брызги его волн, казалось, долетали до неба и оставались там, загораясь холодным светом. Их становилось все больше и больше, и они словно соперничали друг перед другом в красоте и яркости. «Вот шумит ветер, сверкают звезды, — думал Никита, — возьму и напишу обо всем хорошую песню!» Едва он об этом подумал — в душе у него зазвучала мелодия. Она ширилась, захватывая все существо мальчика, и он медленно, сквозь сон, улыбнулся…

Когда Никита заснул, отец остановил лошадь, снял с себя пиджак и накрыл им сына. Подошел дед Сашок, прикурил папиросу и сказал:

— Умаялся мальчонка… спит…

— А как же, целый день в заботах, — сказал Сергей Данилыч и вздохнул. — Боюсь, как бы не захвалили его, как бы не избаловался… Жена ведь вон что удумала — на свадьбу за деньги его играть направить хотела… Не пустил, поругался…