Вэйджер. История о кораблекрушении, мятеже и убийстве (ЛП)

В марте 1741 г., когда эскадра неслась сквозь воющий мрак к неуловимому мысу Горн (где именно он находился на карте?), Байрон старался держаться на вахте. Он расставлял ноги, как ногастый гаучо, и держался за что-нибудь надежное - иначе его могло выбросить в пенистое море. В небе сверкнула молния, промелькнув перед ним, а затем мир стал еще чернее.

Температура продолжала падать, пока дождь не превратился в снег и снег. Кабели обледенели, и некоторые люди получили обморожение. " Ниже сорока градусов широты нет закона, - гласила моряцкая пословица. "Ниже пятидесяти градусов нет Бога". А Байрон и остальные члены экипажа находились сейчас в "яростных пятидесятых". Ветер в этих краях, отмечал он, дует " с такой силой, что ничто не может ему противостоять, а море так высоко, что оно работает и разрывает корабль на куски". Это, по его мнению, "самое неприятное плавание в мире".

Он знал, что эскадра нуждается в упорстве каждого человека. Но почти сразу после того, как 7 марта "Уэйгер" прошел пролив Ле-Мэр, он заметил, что многие из его товарищей уже не могут подняться из своих гамаков. Их кожа стала синеть, а затем чернеть как уголь - " пышность, - по словам преподобного Уолтера, - грибковой плоти". Их лодыжки ужасно распухли, и то, что их разъедало, продвигалось вверх по телу, к бедрам, бедрам и плечам, как какой-то едкий яд. Школьный учитель Томас вспоминал, что вначале он ощущал лишь небольшую боль в большом пальце левой ноги, но вскоре заметил твердые узлы и язвы, распространяющиеся по всему телу. Это сопровождалось, писал он, " такими сильными болями в суставах коленей, лодыжек и пальцев ног, которые, как мне казалось до того, как я их испытал, человеческая природа никогда не могла бы выдержать". Позже Байрон заразился этим ужасным заболеванием и обнаружил, что оно вызывало " самую сильную боль, какую только можно себе представить".

По мере того как беда проникала в лица моряков, некоторые из них стали напоминать чудовищ из их воображения. Их налитые кровью глаза выпучились. Зубы выпали, как и волосы. Их дыхание источало то, что один из спутников Байрона назвал нездоровым зловонием, как будто смерть уже настигла их. Хрящи, скреплявшие их тела, казалось, расшатывались. В некоторых случаях даже старые травмы проявлялись вновь. У человека, пострадавшего в битве при Бойне, которая произошла в Ирландии более пятидесяти лет назад, древние раны вдруг прорезались заново. " Еще более удивительно, - заметил преподобный Уолтер, - что одна из костей этого человека, зажившая после перелома в битве при Бойне, теперь снова рассосалась, "как будто никогда и не срасталась".

Кроме того, было воздействие на органы чувств. В один момент мужчин могли одолевать видения буколических ручьев и пастбищ , а затем, осознав, где они находятся, они погружались в полное отчаяние. Преподобный Уолтер отметил, что это " странное уныние духа" характеризовалось "дрожью, трепетом и... самыми ужасными страхами". Один из медиков сравнил это явление с " падением всей души". Байрон видел, как некоторые из людей впадали в безумие - или, как писал один из его спутников, болезнь " проникала в их мозг, и они сходили с ума".

Они страдали от болезни, которую один английский капитан назвал " морской чумой": цинги. Как и все остальные, Байрон не знал, чем она вызвана. Цинга, поражавшая компанию после как минимум месяца пребывания в море, стала великой загадкой эпохи мореплавания, погубив больше моряков, чем все остальные угрозы, включая пушечные бои, штормы, кораблекрушения и другие болезни, вместе взятые. На кораблях Энсона цинга появилась после того, как люди уже были больны, что привело к одной из самых тяжелых морских эпидемий. " Я не могу претендовать на то, чтобы описать эту ужасную болезнь, - сообщал обычно флегматичный Энсон, - но ни одна чума не сравнится с той степенью, в которой мы ее пережили".

Однажды ночью, во время бесконечного шторма, когда Байрон боролся со сном на своей промокшей, дребезжащей койке, он услышал звон восьми колоколов и попытался выйти на палубу для очередной вахты. Пробираясь по лабиринту корабля, он с трудом мог видеть - лампы были потушены из опасения, что они могут упасть и загореться. Даже повару не разрешалось зажигать плиту, и люди вынуждены были есть мясо сырым.

Когда Байрон вышел на квартердек, ощутив холодный порыв ветра, он с удивлением обнаружил, что на вахте находится всего несколько десятков человек. " Большая часть людей, - писал Байрон в своем отчете, - была выведена из строя из-за усталости и болезни".