Джон Балкли попытался помочь спустить шлюпки, но мачт, на которые их можно было бы поднять, больше не было. «Вейджер» все сильнее погружался в хаос. Как ни странно, но многие моряки не умели плавать, а потому предались мрачным расчетам: прыгать в буруны и попытаться добраться до берега или ждать гибели на корабле?
Баркас – самый большой, самый тяжелый и самый необходимый из транспортных судов – треснул и вскоре был погребен под обломками. Впрочем, матросы быстро поняли, что более легкую барку можно тащить по палубе. Давай, давай! Хватай и поднимай! Сейчас или никогда. Балкли вместе с несколькими сильными матросами поднял барку над планширем и при помощи канатов спустил ее в море[359]
. Началась давка – люди отпихивали друг друга, лишь бы спастись. Некоторые и вовсе прыгнули в лодку, чуть было не перевернув ее. И вот барка отправилась к суше. Это была первая за два с половиной месяца твердая земля, на которую они ступили, и спасшиеся буквально рухнули на нее.Балкли остался на «Вейджере» и теперь ждал, когда же барка вернется. Увы, об оставшихся на корабле словно позабыли. Пошел ливень, и задул северный ветер, взбаламучивая море. Палуба содрогнулась, еще сильнее встревожив Балкли и остальных. Смерть дышала им в спину. Наконец удалось спустить на воду ялик и катер. Первыми переправляли самых больных. Двадцатипятилетний казначей Томас Харви, отвечавший за продовольственное снабжение корабля, позаботился о том, чтобы экипаж взял все припасы, какие только мог. Это несколько килограммов муки, ружья и боеприпасы, какая-то кухонная утварь, компас, карты и хроники первых исследователей для навигации, аптечка и Библия.
Через несколько часов эвакуировалась бо́льшая часть команды, кроме помощника плотника Митчелла. Этот человек с вечно горящим взором убийцы и еще дюжина его соратников отказались покидать корабль. К ним примкнул боцман Кинг, офицер, прямо обязанный следить за дисциплиной. Они бросились к бочкам спиртного – воистину пир во время чумы. «У нас на корабле были несколько человек, настолько не задумывающихся о грозящей им опасности, настолько глупых и невосприимчивых к собственному ничтожеству, – вспоминал Балкли, – что они впали в самое вопиющее безобразие и бесчинство»[360]
.Прежде чем покинуть корабль, Балкли попытался отыскать некоторые документы. Бортовые журналы следовало спасать с места крушения, дабы впоследствии Адмиралтейство получило возможность установить потенциальную виновность не только капитана, но и лейтенанта, штурмана и других офицеров. Балкли был потрясен, обнаружив, что многие документы исчезли. «У нас есть веские основания подозревать, что для их уничтожения наняли человека»[361]
, – вспоминал он. Некто, возможно штурман или даже офицер рангом повыше, хотел скрыть свои действия от проверки.Прежде чем покинуть корабль, Джон Байрон попробовал забрать свою одежду. Он спустился в кубрик – повсюду плавали остатки стульев, столы, свечи, бумаги, тела погибших товарищей. Байрон попытался пробраться дальше, но корпус просел еще сильнее, и уровень воды начал стремительно подниматься. «Мне пришлось снова забраться на квартердек, я не спас ни лоскутка, кроме того, что было на мне»[362]
, – отметил он.Несмотря на опасность, Байрон счел своим долгом вернуться за капитаном Чипом и вместе с несколькими офицерами добрался до операционной. Моряки умоляли капитана пойти с ними.
Чип спросил, удалось ли эвакуировать остальных. «Да, сэр», – ответили матросы и добавили, что только кучка оголтелых бандитов решила остаться. Капитан повторил, что не покинет корабля, пока вся команда не эвакуируется. С трудом его убедили в том, что этих сумасшедших невозможно переубедить – и наконец капитан с трудом поднялся с постели. Опираясь на трость, он попытался идти сам, но, увы, ему требовалась помощь. Скорбная процессия – Чип, поддерживающий его Байрон, матросы с капитанским рундуком на плечах, где среди прочего лежало письмо Ансона, в котором коммодор назначал Чипа капитаном «Вейджера», – медленно двинулась наверх. «Мы помогли ему сесть в лодку, – вспоминал Кэмпбелл, – а потом вынесли его на берег»[363]
.