Вейджер. Реальная история о кораблекрушении, мятеже и убийстве

Двадцать седьмого августа, через два дня после того, что Джон Балкли описал как «сильные потрясения и дрожь земли»[552], он тайно встретился со своими самыми доверенными лицами. Хотя с тех пор как Чипу передали петицию, прошло три недели, окончательного ответа капитан так и не дал. Балкли пришел к выводу, что Чип не собирался соглашаться с «бразильским планом» и никогда не отменит свои первоначальные приказы.

На встрече Балкли затронул запретную тему: мятеж. Полномасштабный мятеж не походил на другие восстания. Он происходил внутри тех самых военных сил, которые государство создало для наведения порядка, а потому представлял огромную угрозу для правящих элит и жестоко подавлялся. Именно поэтому мятежи пленяли воображение общества. Что заставило блюстителей порядка отвергнуть этот самый порядок? Быть может, они попросту головорезы? Или это что-то прогнило в самом сердце системы, что придавало бунту благородство?

Балкли доказывал остальным, что они имеют право на восстание. Он считал, что «законов военно-морского флота недостаточно, чтобы управлять нами»[553] как потерпевшими кораблекрушение. В данном естественном состоянии не было ни письменного кодекса, ни прецедентов, которыми можно было бы в полной мере руководствоваться. Чтобы выжить, нужны новые правила. Он осознанно апеллировал к праву на «жизнь» и «свободу», которые в определенные исторические периоды отстаивали британские подданные, пытаясь обуздать зарвавшегося монарха. Но Балкли, признав себя частью аппарата военно-морского флота, инструментом самого государства, выдвинул более радикальный довод. Он заявил, что подлинным источником хаоса на острове, человеком, действительно нарушавшим военно-морскую этику, был сам Чип. Однако Балкли понимал, что, узнай кто-то о его заговоре против Чипа, мятежников ждет участь Козенса. А даже если им улыбнется удача и они вернутся в Британию, их ждет военно-морской трибунал, и судьи – коллеги Чипа по офицерскому корпусу – приговорят их к прогулке по Лестничному переулку и Пеньковой улице. Как-то один историк написал: «Мятеж подобен ужасной злокачественной болезни, и вероятность мучительной смерти пациента настолько велика, что даже не упоминается вслух»[554].

Балкли приходилось действовать осмотрительно, аккуратно, подкрепляя каждый шаг группы письменным оправданием. Завзятый спорщик с начальством и умелый рассказчик, он документировал в дневнике малейшее событие, которое, по его мнению, свидетельствовало о командирской несостоятельности капитана. Теперь ему требовалось придумать неопровержимую историю – вневременную морскую байку, – способную выдержать пристальный контроль общественного внимания и изнурительную судебную тяжбу.

Первым делом Балкли требовалось заручиться поддержкой лейтенанта Бейнса. Крайне важно, чтобы второй по старшинству в командной иерархии Бейнс хотя бы номинально принял звание капитана. Так Балкли смог бы доказать Адмиралтейству, что не собирался по собственной прихоти разрушать установленный в военно-морском флоте порядок и узурпировать власть. В частной беседе Бейнс признался Балкли, что, по его мнению, переход через пролив был самым мудрым решением, но, похоже, лейтенант боялся последствий разрыва с капитаном. Возможно, Бейнс лучше других понимал, чем чреват выбор проигравшей в гражданском конфликте стороны: его дед Адам, радикальный республиканец и член парламента, выступил против роялистов, а в 1666 году после их возвращения к власти был брошен ими в лондонский Тауэр по подозрению в «государственной измене»[555].

Балкли постоянно пытался склонить лейтенанта Бейнса на свою сторону, и после очередного совещания Бейнс наконец согласился занять место Чипа, но при одном условии. Сначала они набросают официальный документ с изложением причин своего отплытия в Бразилию и предложат на подпись Чипу – дав ему последний шанс подчиниться воле народа. Если он согласится, его оставят капитаном, но с сильно урезанными полномочиями. Балкли отмечал: «Мы считали, что в случае возвращения капитану Чипу всей полноты командной власти, которой он обладал до потери “Вейджера”, он снова примется действовать, руководствуясь теми же принципами: даже в чрезвычайной ситуации не будет советоваться с офицерами, но все решать своенравно, по собственному усмотрению и с уверенностью в превосходстве своих знаний… Мы считаем его джентльменом, достойным ограниченных командных полномочий, но слишком опасным для того, чтобы доверять ему абсолютную власть»[556].

В случае отказа от этих условий Чипа ждало отстранение от власти. По их мнению, верным основанием для ареста капитана служил расстрел Козенса. Бейнс сказал, что каждый причастный к возмущению офицер сможет представить этот документ в качестве «оправдания в Англии»[557].