Век

В четыре часа пополудни Фаусто со связанными за спиной руками был доставлен к Ардеатинским пещерам на грузовике вместе с тридцатью другими заключенными из римской тюрьмы Реджина-Коэли. Как только грузовик остановился у входа в пещеры, немецкие солдаты стали кричать, чтобы заключенные выбирались из грузовика. Кроме Фаусто никто не знал о том, что происходит, однако многие догадывались; и когда они увидели большую толпу заключенных перед пещерами, то даже те, кто раньше не догадывался, поняли. Кто-то плакал, кто-то молился; большинство хранило молчание. Фаусто увидел Мартелли Кастальди, молодого Гвидони, генерала Симони, героя первой мировой войны, который сражался с немцами в сентябре прошлого года, одетого в голубой свитер полковника Монтецемоло, аристократа, который возглавлял монархическое военное сопротивление... Там были разносчики товаров, моряки, бизнесмены, клерки из магазинов, железнодорожные рабочие, технический персонал с киностудий. Это был настоящий срез итальянского общества, схваченный янтарем смерти.

Казни уже начались. Через десять минут после прибытия Фаусто и двадцать других заключенных погнали ко второму входу в пещеры. Немецкие палачи пили коньяк. Некоторые из них буквально еле держались на ногах: ужас от того, что они делали, мог быть подавлен только отупляющим действием алкоголя.

Фаусто в последний раз взглянул на голубое небо и вошел в темный и сырой туннель.

Их гнали далеко в недра холма, пока их обоняние им не подсказало, что они прибывают к месту своего назначения. Это была жуткая сцена. По меньшей мере семьдесят пять трупов лежали на полу туннеля, освещаемые мерцающим светом факелов. Немцы начали складывать тела в кучу, так как им не хватало места, и эта груда, нелепая гора торчащих рук и ног, уже была высотой около трех метров. Фаусто вздрогнул при виде мертвых тел. Немцы были вооружены девятимиллиметровыми автоматическими пистолетами, которые стреляли непрерывно, пока палец нажимал на спусковой крючок. Они кричали на новую кучку жертв, чтобы те подходили по одному.

Фаусто переполнял ужас, но он успел удивиться тому, насколько молчаливыми были его товарищи по несчастью. Как и он, они не оказывали никакого сопротивления. Не было возвышенных призывов и восклицаний, никто не потрясал кулаками, было лишь смирение, будто каждый думал: «Давайте с этим быстрее покончим».

Покончим с жизнью.

— Ты!

Его подозвали кивком головы. Он подошел к куче трупов.

— Влезай, сказал немец.

Фаусто посмотрел на своего белобрысого палача.

— Чтоб ты сгнил в аду, — сказал он тихо. Потом неуклюже, со связанными за спиной руками, он полез на кучу трупов, как это делали другие заключенные до него. Это был почти забавный комментарий к вопросу о немецкой производительности: заставлять свою жертву лезть на кучу тел, чтобы быть там застреленной и не утруждать палачей переносом своего трупа.

«Это я карабкаюсь по трупам, — эта нереальная мысль сверкнула в его мозгу. — Через минуту я буду одним из них... Кто-то полезет через меня... но это уже буду не я. Это будет только мое использованное тело. Я буду где-то в другом месте...»

— Достаточно. На колени.

Колени Фаусто опирались о спину студента в твидовом пиджаке. Он почувствовал, как что-то холодное и твердое уперлось в его затылок. Он думал о своем отце, о своей матери, своем сыне, своей дочери. Его последняя мысль перед смертью была о Нанде.

Потом мрак.

ЧАСТЬ XIII

КОРОЛЕВА СЕДЬМОЙ АВЕНЮ

1950

ГЛАВА 55

«Фельдман билдинг», восемнадцатиэтажное здание невыразительной архитектуры в стиле Депрессии, возвышалось на углу Тридцать восьмой улицы и Седьмой авеню. В жаркий весенний полдень, когда улицы торгового центра готовой одежды, как обычно, заполнены гудящими легковыми автомобилями и грузовиками, тысячами пешеходов, мальчишками с передвижными стеллажами и вешалками для одежды, все окна здания были распахнуты настежь в надежде хоть на какой-то ветерок. Исключение составляли окна последнего этажа, где Эйб Фельдман установил кондиционеры воздуха. Здесь, на этаже администрации, окна были закрыты. В прохладном демонстрационном зале, в сердце этого бизнеса, Габриэлла наблюдала за покупателями со Среднего Запада, которым подтянутые манекенщицы на подиуме демонстрировали модели.

— Номер шестьдесят два — десять, — нараспев процедила сквозь стиснутые зубы женщина-диктор. — Восхитительное платье для коктейля от Габриэллы с изумительной отделкой плеч. Можно гарантировать, что его можно будет увидеть на всех лучших коктейль-приемах следующей осенью. Номер шестьдесят два — десять.

Манекенщица, кружась, исчезла за занавесом, и появилась новая модель.

— Номер сорок пять — семнадцать, — пробубнила диктор, которая возвела на уровень искусства свое умение навевать тоску. — Строгий костюм для важного делового обеда, с характерными для стиля Габриэллы кантами и подкладкой. Его будут носить этой осенью элегантные молодые женщины по всей стране. Номер сорок пять — семнадцать.