Век

— Тогда, может быть, мне не удастся остановить изъятие денег завтра утром. Возможно, я не смогу убедить итальянцев оставить деньги в банке. И если изъятие вкладов продолжится...

— Итак, ты все-таки хочешь уничтожить банк?

— Я этого не говорил. Я просто считаю, что случиться может всякое.

— Разве ты не понимаешь, как опасна твоя затея? Не могу поверить, что ты готов рисковать капиталом семьи, которая подобрала тебя на улице!

— Это я рискую капиталом семьи? — воскликнул он, привставая. — А ты? Как думаешь, сколько времени ты сможешь тратить такую уйму денег, не продавая акции? Да, ты чертовски права, говоря, что я действую безответственно, но ты загнала меня в угол. Я должен забрать у тебя акции не только потому, что хочу это сделать, хотя я, безусловно, хочу этого, но и потому, что иначе ты рано или поздно продашь их на сторону. Это ты поступаешь безответственно, Люсиль! Ты превратилась в глупую, тщеславную выскочку. Я не могу помешать тебе лишить семью контроля над банком. Вот зачем я позвал сюда «грязных итальяшек». Я вовсе не собираюсь уничтожать наш банк — ничего подобного! Я могу превратить этот банк в исполина финансового мира или, по крайней мере, попробую это сделать, но не тогда, когда ты распоряжаешься основным капиталом!

Она упала на стул и заплакала.

— Как ты можешь говорить такие ужасные вещи? — всхлипывая, проговорила она. — Если бы ты любил меня, то не поступил бы так.

— Если бы ты любила меня, то не пыталась бы держать меня «под каблуком». И перестань плакать, на меня это тоже не подействует.

Они посмотрели друг на друга.

— Наверное, наш брак изжил себя, правда? Мы только и делаем, что ссоримся... Разве мы больше не любим друг друга?

— Не знаю.

Люсиль помолчала, затем поднялась.

— Наверное, ты прав, — проговорила она, — и я действительно попыталась, как ты говоришь, держать тебя «под каблуком» при помощи акций. Возможно, я почувствовала, что ты меня больше не любишь, по крайней мере так, как любил раньше, и подумала, что смогу таким образом спасти наш брак. Вероятно, я действительно глупа и тщеславна...

Она бросила на него печальный взгляд:

— Я сказала, что ты высосал из нашей семьи все соки, но это неправда. Ты столько сделал для нас, для меня...

Люсиль нервно стиснула руки. Он наблюдал за ней, пытаясь прочесть ее мысли. Наконец она отрывисто бросила:

— Я продам тебе акции по пятьдесят за штуку, — и вышла из комнаты.

Виктор понял, что выиграл банк, но, возможно, разбил свою семейную жизнь.

ГЛАВА 19

В один из осенних дней 1910 года сенатор Франко Спада поднялся со своего места в итальянском сенате и произнес речь.

— Уважаемые коллеги! Как вам известно, я сицилиец. Вы также знаете, что в молодости я стал жертвой одной сицилийской организации, чьи корни уходят в глубину веков, — мафии. Она отняла у меня двенадцать лет жизни, и я никогда не смогу этого забыть. Как журналист и сенатор, я боролся за многие социальные реформы, некоторые из которых, к моей радости, нашли отражение в законодательстве. Сегодня же я хочу начать крестовый поход — я намеренно употребил это слово — против одного из самых страшных зол, от которого страдает наша нация. — Он сделал драматическую паузу. — Сенаторы, я говорю о мафии.

Вечером Франко вернулся из сената в палаццо дель Аква и прошел прямо в Зеленую гостиную, где его ждала княгиня Сильвия.

— Свершилось, — сказал он, целуя ее. — Это была одна из лучших речей в моей жизни.

Она нежно погладила его по щеке. После восемнадцати лет совместной жизни Сильвию все еще волновало прикосновение возлюбленного, и ей казалось, что ради этого стоило переносить и ссоры, и отчужденное отношение части общества, и неприятности с Ватиканом. Каждодневная жизнь Сильвии и Франко во многих отношениях не отличалась от жизни других немолодых супругов, однако эта пара (не в последнюю очередь потому, вероятно, что не была обвенчана) сохранила свежесть чувств, свойственную юным любовникам.

— Ты думаешь, теперь сенат что-нибудь предпримет? — спросила Сильвия, когда Франко налил себе виски и уселся на любимый стул. С возрастом сенатор прибавил в весе двадцать фунтов и поседел, но все еще оставался видным мужчиной.

— Скорее всего нет. Уверен, треть из сенаторов связана с мафией, а остальным это безразлично. Разве Италия может стать уважаемым государством, если южные районы терроризирует шайка бандитов? Американский посол несколько месяцев убеждал меня выступить, чтобы заставить правительство действовать. В Нью-Йорке мафиози больше, чем в Палермо, американцы мафию терпеть не могут, за это их трудно винить. Как бы там ни было, я сделал все, что в моих силах. Посмотрим, что будет дальше.

— По-твоему, сенаторы боятся. Тогда что же говорить обо мне? Я тоже боюсь.

— Не надо. У мафии не хватит духу причинить мне вред.

— Откуда такая уверенность? — Сильвия подошла к нему и взяла за руку. Ей было уже почти шестьдесят, но она оставалась необычайно привлекательной женщиной. — Я хочу, чтобы ты нанял телохранителя.