Век Екатерины Великой

Панин же всерьез задумывался над будущим цесаревича Павла. Пусть и решал его, не учитывая тайные устремления Екатерины, но, во всяком случае, находил нужным защищать ее интересы супротив ее врагов, коих было предостаточно. Например, с Воронцовыми было весьма непросто: они хотели, по меньшей мере, развести Екатерину с Петром и объявить Павла незаконным ребенком, после чего наследник мог бы жениться на фрейлине Воронцовой. К счастью для Екатерины, намерения Воронцовых не пришлись по душе Шуваловым, которые предполагали выслать Петра в Германию и возвести на престол Павла при регентстве Екатерины. Никита Панин занимал среднее положение между ними, высказываясь за законный порядок вещей, рассчитывая обеспечить таким образом и Екатерине, и себе возможность благотворно влиять на правление будущего императора. Екатерина выслушивала его, но ничего не говорила, понеже у нее были собственные планы, связанные с Орловыми.

Планами же умирающей императрицы Елизаветы Петровны никто не интересовался. Великая княгиня знала, что они у нее имелись, и совсем не в пользу племянника. Для Екатерины стало большим сюрпризом, когда почти год назад, воспользовавшись отъездом Великого князя на охоту, императрица Елизавета неожиданно приказала показать русскую пьесу в ее театре и, против обыкновения, не пожелала пригласить туда ни иностранных послов, ни придворных. Императрица явилась в театр токмо с небольшим числом лиц ближайшей свиты. Маленький Великий княжич был вместе с ней, а Великая княгиня, единственная из всего двора, получившая приглашение, уже находилась там. С началом представления хитроумная императрица начала жаловаться на то, что в зале мало зрителей, и велела раскрыть двери для гвардии. Театр наполнился солдатами. Тогда императрица, усадив на колени Великого княжича, словно бы представила им ребенка. Она обратилась к некоторым из тех старых гренадеров, которые помогли ей обрести корону, рассказывая им о всех хороших качествах своего внучатого племянника. Солдаты рассыпались комплиментами на его счет, а императрица с удовольствием слушала их. Государыня нежничала с цесаревичем почти весь спектакль. Екатерине Алексеевне был понятен прозрачный намек императрицы на то, кого бы она хотела видеть на троне, посему она ждала перемен в завещании государыни. Однако доселе та, тяжело больная, так пока ничего и не поменяла.

Императрица Елизавета находилась в тяжелейшем состоянии. Весь мир затаил дыхание, понеже уход ее сулил большие перемены на политической арене. Их ждал прусский король Фридрих Второй: после взятия Кольберга, в декабре сего года, его ожидало полное поражение, ежели бы русские и австрийцы продолжали наступление какой-то месяц или два. Побежденный при Гросс-Егерсдорфе и Кунерсдорфе, король прекрасно сознавал оную неизбежность. Но было ясно, что восшествие на российский престол обожающего его Петра Третьего помогло бы Фридриху удержаться на троне.

* * *

Григорий Орлов жил в доме банкира Кнутсена, неподалеку от Зимнего дворца. Добраться за десять минут к Великой княгине ему не составляло никакого труда.

Довольный полученным от братьев советом касательно родов Екатерины Алексеевны, Григорий Орлов, пробравшись в покои Великой княгини на следующую же ночь, поделился с ней сим планом. Восторженные глаза Екатерины мгновенно посерьезнели.

– Пожар? Как страшно! Как я боюсь, свет мой, Гришенька! И кто согласится на оное?

– Был бы у меня дом, не секунду не задумался бы!

Екатерина нежно повела рукой по его пышным кудрям.

– Любишь меня?

– Люблю!

Она благодарно прижалась к нему.

– Посмотри, – сказала она, – как вырос твой сыночек.

Она положила его ручищи поверх ее живота. Он ласково провел по нему, вдруг резко отдернул ладонь. Удивленно уставился на нее.

– Трепыхается… – прошептал он недоверчиво, снова положив руку на живот.

Екатерина улыбнулась.

– Ему уже там пять месяцев, пора дать о себе знать. Бьет ножками. Ты послушай, что он там вытворяет. Приложи ухо.

Григорий осторожно пристроился к телу. Через минуту, оторвавшись, растерянно посмотрел на княгиню.

– Каковое дитя! Бултыхается в чреве зело шустро!

– Говорю тебе, сынок будет, Гришенька.

– Скорей бы уж!

– Разрешусь через четыре месяца. Одно жаль – приходится скрывать счастие мое. Благо, ношу широкую траурную одежду. Морю ребенка голодом, дабы заметно не прибавлять весу. И то в последнее время стали говорить мне, что похорошела – оттого, вестимо, что телом крупнее стала.

– Похорошела-похорошела, не сомневайся, красавица моя. Терпи, Като. Сильно не перетягивайся, задушишь чадо наше.

– Да уж, колико ради тебя терплю, милый мой. Всем рискую!

– Оба мы с тобой рискуем.

Екатерина нежно обвила его руками, крепко поцеловала.

– Ни о чем не жалею, свет мой, Гришенька. Орел мой! Будь, что будет.

– Будь, что будет, – повторил он за ней.

Перебирая его вьющиеся волосы, она спросила, пытливо заглядывая в глаза:

– Тем паче, что знаю я – ты меня спасешь.

– Жизнь за тебя положу, – без тени сомнения ответил Григорий.

Екатерина в благодарность паки крепко обняла его.

* * *