Век Екатерины. Заговорщики у трона

Опомнись, говорю тебе, опомнись! Приедет завтра твоя Лизанька, пади перед ней на колени, повинись; она тебя простит, ведь любит по-настоящему, — а потом вы всё, что задумано, сделаете. Вы с нею одной верёвочкой связаны: порвётся эта верёвочка оба зашибётесь до смерти!..

Вот как искушал меня нечистый, но я ему не поддался. Врёшь, говорю, поганый, Орловы никогда себя выше России не ставили: её судьба — наша судьба! Против Петра Фёдоровича мы пошли, потому что он Россию предал, а если возвысились при этом, так вместе с ней.

Да, Екатерина нам теперь неблагодарностью отплатила, но это наша обида, личная, и не годится нам свою обиду против России обращать. Матушку-императрицу за многое ругать можно, однако о российских интересах она искренне радеет, так к чему же её на самозванку менять?

Станет ли при Елизавете хорошо России, это бабушка надвое сказала, но зло при перевороте таковом неизбежно будет. Расколется государство, как при Гришке Отрепьеве, брат на брата пойдёт, новая Смута начнётся… Чтобы нас, Орловых, потомки проклинали и на могилы наши плевались — не нужно нам такой памяти!

А что до Елизаветы, не ребёнок она, знала, на что идёт. Разве я её отговорить не пытался, не просил оставить затейку её во имя любви нашей? Нет, не слушает — ей власть дороже любви! Люблю ли Лизу, или нет, от этого дело не меняется: самозванка она была и есть. И пусть себе Екатерина надо мною смеётся: не для матушки-императрицы стараюсь, но для России!.. А любовь… Что же, сам виноват, удержаться не смог. Вот за это и буду наказан душевными муками — поделом тебе, нашёл, кого полюбить!..

* * *

Наутро вернулась Лиза, весёлая, довольная: итальянцы ей с три короба наобещали, да ещё поляки масло в огонь подлили.

— Всё складывается в нашу пользу, я уже не сомневаюсь в успехе! — радуется она. — А ты что такой сумрачный, Алёшенька? — спрашивает затем. — Или вести дурные получил?

— Да не то чтобы дурные, но требующие действий, — отвечаю. — На-ка, прочти письмо от английского консула.

Прочитала она и призадумалась:

— Это знак судьбы. Дело пустяковое, но ехать тебе надо, а если так, то и мне с тобой. Всё одно к одному складывается, и астролог мне сказал, что расположение звёзд для меня как никогда благоприятное.

— Что же, пойдём навстречу судьбе, — говорю. — Ты готова?

— Я столь долго этого ждала, что давно изготовилась, — отвечает она. — Давай сегодня же и поедем.

— Ну, сегодня, так сегодня, — соглашаюсь я. — И впрямь, чего откладывать?..

…В Ливорно народ опять вдоль улиц выстроился, ликует при виде графа Орлова — откуда только узнали, что мы едем?.. На пристани де Рибас почётным караулом нас встретил, а на «Святом великомученике Исидоре», куда мы прибыли, был дан артиллерийский салют под громовое «ура!» всей команды. Елизавету наши корабли поднятыми флагами приветствуют как царственную особу, а она на капитанском мостике стоит и милостиво улыбается — ни дать, ни взять, императрица!..

Затем был праздничный обед, а после начались показательные маневры; публика на берегу весьма довольна, но я вижу, как корабли в кильватерную линию выстраиваются — уходим, значит, из Ливорно! Елизавета ничего не замечает, стоит на палубе, флотом любуется, а ко мне подходит де Рибас и шепчет:

— Пора, ваше сиятельство! Литвинов, гвардии капитан, нарочно из Петербурга прибыл для ареста самозванки. Вы пройдите в свою каюту, а Литвинов всё сам наилучшим образом сделает.

Ушёл я; сижу, жду, не будет ли шума какого? Нет, тишина, — видать, мастер своего дела, этот Литвинов! Через какое-то время заходит ко мне де Рибас, чрезвычайно довольный, и сообщает, что арест произведён, самозванка заперта в каюте.

— Однако пришлось сказать, что вы так же арестованы, но просите княжну сохранять спокойствие. Это было необходимо, что не дать ей впасть в полное отчаяние, — объясняет де Рибас. — С позволения вашего сиятельства, я составил письмо от вашего имени, в котором имеются утешение и надежда для нашей принцессы.

— Вельми ты умен, Осип Михайлович, — отвечаю ему. — Действуй, как знаешь…

И снова ночью бес искушать меня стал. Шутка ли, знать, что Лизанька рядом со мною сейчас мучается, бедная, страдает, и каждую минуту ждёт через меня спасения! Все доводы рассудка перед этой картиной померкли, сердце возгорелось — не счесть, сколько раз я за шпагу и пистолет хватался, чтобы идти Лизаньку освобождать! Как с собой совладал, не ведаю, но стоила мне эта ночь многих лет жизни…

С рассветом вновь пришёл ко мне де Рибас:

— Ваше сиятельство, вы не только мой командир есть, но милостивый покровитель, от которого я столь много благодеяний получил. Позвольте на правах вашего покорного слуги дать вам один совет: скоро мы прибудем в Неаполь, и вам было бы полезно сойти там на берег, дабы далее проследовать в Россию сухим путём. Всем известно, что вы плохо переносите морское плавание, и ваш уход с корабля будет воспринят как должное. Длительный же вояж по Европе пойдёт на пользу вашему сиятельству, ибо позволит забыть неприятные впечатления и укрепит ваше немного расстроенное здоровье.