Век Экклезиаста (СИ)

- Сэр, мы вынуждены будем подать на вас в суд за разжигание ненависти по плодовому признаку! - угрожающим тоном зачитал свои претензии баклажан.

- Да здравствуют генно-модифицированные полнофабрикаты! - как проклятие, заорала вслед луковица. - Слава овощам! Смерть гурманам!

Поздний вечер доставил Ричи домой в полностью выжатом расположении духа. Перед сном грядущим он мучился рассуждениями, что произошло бы завтра, захвати рыцари одного из таких орденов власть над миром. Успокоение ему принесли сорок капель валерьянки, сдобренные мыслью о том, что эти рыцари давно уже захватили всё для них доступное, ведь, в действительности, не так уж они и амбициозны: всё их влияние сосредоточено в небольшом мирке, и, не имея возможности распространить свой авторитет на остальные социальные сферы, они только и могли, что совершать дерзкие рейды в поиске случайных жертв или, если удача им соблаговолит, новых адептов.

Ко сну Ричи отошёл легко, но, как обычно и случалось, при выходе из гавани грёз его настиг пиратский фрегат охотников за кошмарами, на сей раз явив неподготовленному мореплавателю картину, оставившую в его памяти выгравированный отпечаток. В небе над пригородным лесным массивом, где волею случая оказался Ричи, возник металлический дирижабль - конструкция чудовищных размеров и совершенных в своей гротескности форм, всегда служившая во снах предвестником неминуемой катастрофы и глашатаем необъяснимой тревоги, перетекающей вязким смоляным потоком в примитивный доисторический страх. Навстречу дирижаблю, расталкивая алюминиевые облака, двигался крылатый ледокол компании "Боинг", с запозданием определивший возможность столкновения, и теперь всеми силами пытающийся предотвратить крах всемирного масштаба. Стойкое осязание нереальности происходящего облепило кожу Ричи эластичной, не пропускающей воздух, плёнкой, но, впечатлённый зрелищем, он был уверен, что близящийся к развязке небесный апокалипсис неким ритуальным образом перенесётся и на землю, многократно дублируя последствия в реальном мире. Желание увидеть столкновение боролось в душе Ричи со стойким противлением, как будто две сущности внутри него сошлись в смертельной битве за право руководить будущим; сердце готово было разорваться на части, словно два маленьких, но успевших набраться алчности и властности ребёнка - добро и зло - тащили его в разные стороны, как тряпичную куклу, не задумываясь о таким сложных понятиях, как предел прочности. В один момент Ричи знал - сейчас свершится непоправимое, и сатаническое ликование в его груди захлестнуло горло удушливыми волнами, напоило лёгкие хмельным вином первородного греха, но в последний момент светлое избавление позволило Ричи вдохнуть ветер миновавшей беды. Два небесных тела - не механизма, не летательных аппарата, а именно тела, потому как тайное знание подсказывало, что внутри они состоят из цельного, не имеющего полости, материала - разошлись, а водоворот сновидений выплюнул тело Ричи в реальность лишь к одиннадцати часам утра, закрепив в разуме его незыблемую убеждённость в том, что ночной спектакль разыгрывался в небе прямо над его домом, и первостепенной целью представления было погубить единственного своего зрителя.

Забрюзжавший возле уха телефон напомнил о важности предстоящего дня голосом Моргана, полным бодрости и энтузиазма:

- Ричи, брат, напомни мне код. Я его, похоже, выбил не на своей руке.

Сердиться на кузена не было причин. Он, по крайней мере, не забыл данное намедни обещание, а что касалось самого кода от подъезда, то его знали абсолютно все баптисты и цыгане в мире, а также продавцы утюгов, разносчики предвыборной агитационной макулатуры и какие-то непонятные дети, предлагающие выбрать между сладостью и гадостью, но после того, как Ричи называл второе, впадающие в ступор, будто их системным кодом не предусматривался такой вариант ответа, - словом, в здание мог попасть кто угодно, кроме того, кому это действительно было необходимо. Наспех застелив постель, пропитанную выжатым в кошмарах потом, и убрав смятую, как лицо алкоголика, подушку, Ричи накинул халат и впустил Моргана в своё сонное и безобразное, копирующее внешнее и внутреннее состояние хозяина, жилище.