Век Экклезиаста (СИ)

- У меня нет на это времени, Мори. Вечер пятницы - мой дедлайн.

- Пятница когда? - спросил отлучённый от календаря кузен.

- Завтра.

Морган зачиркал зажигалкой, отказывавшейся давать огонь в условиях отсутствия кислорода, но переборов в итоге законы физики, затянулся свежескрученным рулоном, поставляющим в его лёгкие ангельский эфир. Лёгкие его издали паровозный гудок.

- Ричи, Ричи, Ричи! - подскочил осенённый Морган, и Ричи замер в предвкушении и трепете. - Слушай! - Мори наклонился ближе к брату, и тот подался к нему навстречу аналогичным телодвижением, пока руки их, окутанные небесными облаками, едва не сошлись в порыве единения, венчающего таинство передачи божьей искры. - Прищепки... - наконец вымолвил заповедное слово Морган.

- Прищепки?

- Да, да! Прищепки! - динамично закивал кузен. - Производители прищепок усовершенствовали их конструкцию до такой степени, что те стали разумными, объединились с электронными сигаретами и уничтожили человечество! Ну-ка посмотри, есть что-нибудь похожее? Бьюсь об заклад, что нет!

Ричи рванулся к клавиатуре и треморными пальцами вбил в поисковик соответствующий запрос. Два романа, шесть рассказов, один из которых, с похожей тематикой, был написан на стыке двадцатого и двадцать первого столетий, гора технической документации о производстве и эксплуатации объектов бельевого хозяйства и руководства по своевременному предупреждению возникновения зачатков интеллекта у роботизированных устройствах просушки.

- Здесь этого дерьма больше, чем ты можешь представить, Мори. Более девяноста пяти процентов, правда, про электронику, потому что она безопасней прищепок, но и последние тоже имеют место быть.

- Правда? - откровенно изумился неоригинальности своей идеи Морган. - Ладно, в нашем распоряжении ещё полпакета, - взвесил он запасы топлива.

Топливо подошло к концу с последними лучами заходящего солнца, окрасившими балконную стойку в цвет разбавленного свинцом золота, тускнеющего с каждой минутой, как и душа Ричи Строубэка. Посиделки не принесли ровным счётом никаких плодов, а стало быть, вся слава автора последних строк достанется какой-нибудь белой госпоже литературных негров или блаженной троице, чьим сюжетам, по справедливости, самое место в книге истории болезни, а не на страницах "Мурддраала". Эмиль Эмбресвиль, доблестный рыцарь спекулятивного образа, намеревался дать надвигающейся варварской тьме литературного безмолвия финальный бой, где мог бы героически пасть и Ричи, окрасив взмахом пера захлопывающийся форзац трагической, а потому эстетически прекрасной эпохи художественного слова. Но, судя по всему, этому не бывать.

- Держись, брат, - попрощался Морган, оставляя кузена на растерзание тыловым демонам творческой инвалидности. - Держись. - Но разве можно удержаться за ревущий воздух поглощающей тебя пропасти?

Балкон, куда вышел Ричи после коротких прощаний, встретил его стеклянным осенним ветром с едва уловимым ароматом влажной тлеющей листвы. Бессменный заношенный шарф и безразлично скошенная набекрень шляпа дополнили утренний гардероб творца пустоты, состоявший прежде из одинокого банного халата. Вечер накануне последнего рабочего дня недели одаривал Новый Иерусалим обманчивым октябрьским теплом, с приходом темноты грозящимся предательски обернуться мелким дождём и хрустящими под ногами мёртвыми ветками, впредь не познающими цветения и томных пчелиных ласк. Дистанционное ощупывание окутанных в закат силуэтов мегаполиса приносило Ричи слабое, но единственное из доступных, утешение: в гаснущем пожаре утопали антенны, облепленные готовящимися к ночлегу вороньими стаями; наполнялись светом чуждой Ричи беспечной жизни окна, чьим счастливым обитателем он так любил себя представлять; проспект лениво, один за одним, зажигал сонные фонари, скрипящие вслед мчащимся по зеркальной полосе асфальта дорогим аэромобилям, везущим, быть может, прошлых приятелей Ричи к их новым, ждущим покорения, вершинам. Вдоль дороги, то и дело взмахивая рукой в знак приветствия незнакомцам, шагал исполнивший братский долг и, несмотря на едва ли не нулевой результат труда, вполне довольный собой Морган; ветер, смеясь, трепал его развевающуюся бороду, наслаждался её чересчур смелыми для этого города цветами, воплощающими в себе лето и вечный праздник, проникался её карамельным вкусом и разносил по бесконечным кварталам игравшую в голове кузена мелодию, соединяющую в себе музыкальные ритмы регги и рокабилли.