Появление служителей консерватизма, не нуждающихся более в прогрессе, как виделось Ричи из наблюдений за их сезонной миграцией, было вызвано не реакцией на его неустанные попытки заново выстроить свой утопический шалаш, но кривым и барахлящим, безграмотно настроенным вселенским дискурсом, от самого названия которого веяло изначальным хаосом. Проблема, казалось бы, имеет вполне технический характер, но чтобы устранить неполадки в материнской плате бытия, необходимо было уничтожить её как брак и создать из праха новую модель, чего, естественно, никто делать не станет по причине того, что глобальная переустановка системы сотрёт и все имеющиеся на её базе программы, коими являются сами инженеры перезагрузки. Иногда, правда, данный проект пытались воплотить в жизнь книжные великие тираны, межгалактических масштабов тёмные властелины и неподдающиеся описанию чужие боги, посылающие на Землю демонов и физиков-теоретиков, объединённые стремлением указать копошащимся паразитам на самоубийственность их поступков, перерастающих из локального движения в политический строй, а далее - в ниспосланную самим небом истину, не терпящую пререканий, но вымышленным персонажам, к сожалению, не нашлось места по эту сторону целлулоидных врат, а демиург-индус, изначально плетший космическое полотно, оказался не в состоянии оказывать техническую поддержку своего продукта, потому что сам не мог разобраться в базовом коде. Равенство мнений огородило соломенный монастырь поросёнка Строубэка каменным забором без ворот, и, запертый внутри крепости, он наблюдал, как дождь стандартизации стачивает не внешние, но внутренние очертания небоскрёбов, как, влекомый гравитацией неизменности, неспешно, дюйм за дюймом, уходит под землю проседающий фундамент города, как мясо и кости Срединного мира возвращаются в плоть породившего его великана, погружённого в вечные снега Эливагара. Отказавшись покупать у издателя полную версию игрового мира, жители планеты установили её забагованную и обрезанную пиратскую копию, непритворно считая, что выполнили все существующие миссии, на мастерском уровне овладели навыками микроконтроля, и стремиться уже не к чему.
Ночь, семенем лунного света покрывшая Новый Иерусалим, впервые за много лет позволила Ричи почувствовать себя свободным от обязательств перед самим собой, наградила его загнанный, смирившийся со своей участью разум редким даром судить глобально, а не обособленно. Его не истязали больше вопросы, осталась ли среди нехоженых снежных гор сокрытая зелёная долина, таящая в своём лоне неизведанные чудеса, хранит ли укрощённый стальными пароходами океан ключ к последнему необитаемому острову, полному потерянных кладов, нашёптывает ли ещё ветер внимательному слушателю песни погибших звёзд? Покорно приняв участь песчинки, летящей вместе с бледно-синей точкой в распахнутую пасть блистающей туманностями замкнутой бесконечности, Ричи чьей-то незримой волей был признан достойным прочесть одну из миллиардов страниц единственной имеющей значение книги - книги Общей Судьбы, в которой слова слагаются из планет, астероиды воплощают пунктуацию, а история проходит сквозь неиссякаемо-огромные пласты страниц единым предложением, избавленным от окончательной точки, отягощающей все земные тексты.