– Ах ты, негодяй! Висельник! Расстроил святого отца своими дерзостями!.. Прошка, Васька – долой с него сюртук! Пороть его!
– А владыка запретил! – тоненько пискнул преступник.
– Ты мне ещё указывать?! – взъярилась Клавдия Дмитриевна, схватила что попало под руку и швырнула в наглеца. От звона стекла и брызг белых осколков она очнулась.
– Маменька! – укоризненно пробасил старший сын Прохор. – Вы ж филаретовскую чашку разбили!
– Господи! – всплеснула руками вдова. – Прости меня, святый отче, что ослушалась!
Князь Сергей Михайлович только собирался сесть за чай, накрытый в маленькой гостиной, как доложили о приезде высокопреосвященного. Лакей по одному взгляду понял приказание князя и помог ему переоблачиться из уютного халата, отороченного белкою, в синий домашний сюртук. Князь одёрнул белоснежный пикейный жилет и шаркающей походкой двинулся навстречу гостю.
– Владыко! Вот уж не ожидал!.. Как вы решились в такой мороз выехать?
– Дело одно. – Филарет неожиданно весело улыбнулся. – Очки я потерял, ваше сиятельство. Вот езжу по Москве, ищу.
Князь понял шутку и ответно улыбнулся.
– Рад вашей бодрости, владыко. Сам я от тяжести моих годов сник. Не окажете ли мне чести разделить трапезу?
– Не откажусь, князь, хоть и потчевали недавно меня в одном доме… но очков моих у вас в самом деле нет?
– Очков? – Князь позвонил в колокольчик.
Призванный камердинер князя почтительно доложил, что одну бумагу его высокопреосвященство действительно вчера прочитал в очках, но взял их с собою.
– Могу свои отдать, – предложил Голицын.
– Премного благодарен, ваше сиятельство, но у вас стекла слабые для меня. Видно, в университете оставил.
– Сейчас я пошлю… – Князь отдал приказание, а после обратился к митрополиту: – Послушайте новость, кою вчера сказать не решился при всех: отставка Закревского решена! Ваше ли письмо сыграло свою роль, а вернее – известное недовольство государя.
Филарет с месяц назад отправил в Синод требование о расторжении брака Лидии Клеймихель с князем Друцким-Соколинским, заключённого при живом муже графини, и о наказании священника, коего, правда, принудил к тому генерал-губернатор, пожелавший помочь дочке. Никому не жаловался владыка на другой случай самоуправства Закревского, который в мае заставил его в самом болезненном состоянии отправиться к Троице для совершения молебна в честь рождения у царя сына Сергея. О переносе на два дня генерал-губернатор не желал и слышать. Пересилив себя, святитель поехал, отслужил, а после две недели лежал пластом в постели… И всё же новость не доставила радости – жаль графа…
– Кого ж поставят взамен?
– Генерал-адъютанта Петра Тучкова, из молодых (Тучкову было за пятьдесят)… О крестьянском деле много разговоров…
– А что, из Синода нет новостей?
– Нет. Вы напрасно надеетесь, владыка. Нынешнее поколение государственных людей слишком нерешительно. Государь мне жаловался после коронации… Ну что там?
Выросший на пороге лакей доложил, что очков его высокопреосвященства в университете не нашли.
– Придётся, владыка, заказывать вам новые.
– А до тех пор? Что ж мне делать – ни читать, ни писать!
– Отдохните, – благодушно сказал князь. – Нужен же и вам покой.
– Тогда нам будет покой, когда над нами пропоют «Со святыми упокой»… Простите ворчание моё, поеду.
На Троицком подворье, едва подскочивший Алексей отворил дверцу кареты, владыка спросил:
– Нашёл?
– Нет, владыко, – с отчаянием ответил малый.
– Кто это приехал? – спросил митрополит про чужую тройку, стоявшую возле конюшни.
– Это курьер какой-то из Синода, – небрежно ответил Алексей.
– Зови! Зови его в кабинет!.. Да, чтоб не забыть, отправь князю полость медвежью, которую в дорогу мне дал.
Через минуту вихрастый послушник возник на пороге с сияющим видом.
– Нашёл! Нашёл, ваше высокопреосвященство!
– Где ж были?
– Да в карете! На сиденье сбоку лежали!
Филарет глянул в ясные, широко распахнутые глаза, взял чехол, достал очки в тёмной черепаховой оправе, неспешно надел и сказал:
– Спасибо, милый.
Вошедший курьер протянул один маленький конверт.
– Это всё?
– Так точно-с, ваше высокопреосвященство.
– Ступай.
Перекрестившись, вскрыл и увидел почерк владыки Григория. Бросилась в глаза последняя строчка: «…Упокой, Господи, душу раба Твоего, митрополита киевского Филарета…»
Ах, не того он ожидал! Не того!
Вечером в домашней церкви отслужили панихиду, и владыка сам начал чтение Евангелия по усопшему своему собрату и соимённику. День выдался трудный, но всё отступило назад рядом с великой тайной отшествия к жизни вечной…