Век Филарета

   Страстный защитник славянского текста адмирал Шишков был более решителен и написал записку государю: «Библейское общество поспешно и дурно перевело Новый Завет, и сие не удивительно, ибо перевод сих книг священных, который прежде со страхом трахом и трепетом совершали мужи святые и вдохновенные Кирилл и Мефодий, был брошен нескольким студентам академии с приказанием от ректора сделать оный как можно скорее...»

   Александр Павлович оказался в затруднении, не желая ни противоречить Аракчееву, стоявшему за Шишковым, ни Голи­цыну с Филаретом, чью правоту он принимал. Рассудил просто: 1 июля 1819 года государь высочайше соизволил распорядиться,  чтобы «издание сие всегда было со славянским текстом».

   Дел по епархии накопилось много. Одно за другим шли рукоположения во священники и диаконы, десятки причетников посвящалось в стихарь. Прибыв в Тверь в середине мая, владыка Филарет почти ежедневно совершал священнослужение, не пропускал ни одного праздничного и воскресного дня. Светские власти и консисторские чиновники попытались было обойтись с ним без должного почтения, но тридцативосьмилетний епископ одним взглядом заставлял всех подтянуться и присмиреть, в разговоре принять подобающий тон. Его мало занимало мнение губернских властей, но — подобало чтить архиерейский сан, к попыткам умалить который он относился строго.

   В середине лета позвали служить в церкви Живоначальной Троицы, что за Волгою близ Отроча монастыря, по случаю храмового праздника. Ранее в храме начали работы по обновлению иконостаса,спешили к празднику, но не успели закончить. Церковный староста,не рассуждая долго, закрыл пустующие места икон рогожами. Настоятель покривился, но делать было нечего.В заботах и волнениях по встрече нового владыки бедный иерей совсем забыл, что следовало предупредить того о работах. Старик священник ожидал, что новый владыка отметит его долгое служение, похвалит хорошее чтение его сынка-псаломщика и благостное пение хора. Беспокоился он, ощутит ли архипастырь теплоту старого, намоленного храма.

   В праздничный день под колокольный трезвон подкатила к церковной ограде шестерка лошадей, и из кареты быстро вышел архиерей, оказавшийся ростом меньше прежнего владыки. Едва вошел Филарет в храм, как поразился зияющим пятнам рогож на месте святых икон.

   — Куда ты привел меня? — повернулся он к настоятелю.— Где у тебя святые иконы? Кому станем мы молиться? Похоже ли это на храм Божий, на дом молитвы?

Кроткий и добрый священник (а именно такие и попадают в подобные обстоятельства) совсем растерялся, обмер и не знал, что и говорить, страшась более всего: а ну как владыка повернется и уедет?

   Но тот успел разглядеть, что иконостас поновляется, и встал на постеленный орлец. Шло торжественное облачение, а гнев не проходил. Началась литургия. Сослуживавшие иереи и диаконы в страхе не знали, чем закончится дело, смотрели на владыку с тревогою. Настоятель был ни жив ни мертв.

   Служба шла, а Филарет никак не мог подавить своего раз­дражения на неряшество сельских попов, не сумевших ради праз­дника подобающе обустроить храм. Беспокойство священства он мгновенно приметил, и это только усиливало его гнев.

   Но вот настало время Херувимской песни. Тут владыка по­легчал сердцем, спало раздражение и гнев. Когда пошли с Великим входом, он, стоя в царских вратах, принял святой дискос из рук протодиакона и в полной тишине возгласил всю царскую фамилию с подобающим благоговением и душевным миром.

   Только он отступил на шаг в алтарь, как раздался странный звук и на то место, где

только что стоял владыка, грохнулась с самого верха иконостаса здоровенная медная лампада, висевшая на веревочке перед Распятием Господним.

   Всех объял панический страх. Филарет видимо вздрогнул, за­мер на несколько мгновений и чуть дрогнувшими руками поставил дискос на престол. Лампаду быстро убрали, и на том же месте владыка принял из рук протодиакона святой потир, закончив по уставу поминовение Святейшего Синода, военачальников, гра­доначальников, христолюбивого воинства и всех православных христиан голосом твердым и ясным.

Литургия продолжалась своим порядком. Владыка Филарет, сидя в алтаре, заново переживал страшное мгновение, отделявшее его от смерти. И следа не осталось в нем от тех чувств, с которыми начинал службу.

   Между тем сослужащие, замерев, стояли вокруг престола, ожи­дая небывалого гнева и жестокого приговора. Бедный настоятель молился тихонько, чтобы Господь пронес бурю поскорее. Когда владыка приобщился Святых Тайн и по прочтении благодар­ственных молитв сел в алтаре, настоятель со слезами на глазах подошел и молча пал на колени. Филарет поднялся с кресла.

   —  Встань, отец.

   Тот только ниже опустил голову.

   Филарет сам приподнял старика за плечи и благословил его.

    —  Мы оба согрешили пред Господом, начали не в мире, а в гиене и вражде служить пред Ним. Он хотел наказать нас, но умилостивился и падением лампады показал, как близки мы были от погибели. Он вразумил нас и призвал на путь покаяния. Про­стим друг друга.