Век Георгия Арбатова. Воспоминания

Что касается отношений со мной, то все понятно: я был единственным ребенком у родителей, и они меня, конечно, безмерно любили, хотя не баловали и воспитывали в разумной строгости. В юности я доставил им немало тревог, стремясь утвердить свою самостоятельность. Я отправлялся рабочим в  археологические и геологические экспедиции, потом в студенческие годы – в стройотряд в Туву и в путешествия на Ямал, Сахалин и Курилы. После некоторых небезопасных приключений другие родители заперли бы ребенка на три замка, но они так не сделали. Только когда я сам стал отцом, я понял, чего им все это стоило и как трудно им было выпускать единственного сына из-под своего крыла, чтобы не мешать его становлению в качестве взрослого мужчины.

После смерти отца, разбирая его вещи, я нашел пакет со  всеми моими письмами из разных дальних поездок. Он не  отличался педантичностью в быту, в его кабинете всегда царил невообразимый творческий беспорядок, и он часто что-то не мог найти. Но мои письма он бережно сохранил, причем, наверное, даже мама не знала о существовании этого пакета. При всей внешней сдержанности отца, его нежность и  заботу я чувствовал всю жизнь и каким-то фантомным образом ощущаю и сейчас, хотя прошли годы после того, как его не стало.

Еще отец доброжелательно и очень демократично относился к моим друзьям и помогал некоторым из них в трудных ситуациях. Особенно он выделял моего друга раннего детства Алешу Семенова, с большой теплотой относился и  к  другим моим товарищам и их семьям: Сереже Ознобищеву, Владимиру Дворкину, Валере Бочарникову, Володе Барановскому, Жене Головко. Отец уважал и любил некоторых моих коллег по политической деятельности и работе в Государственной думе, прежде всего Григория Явлинского и Владимира Лукина.

Кстати, была и обратная связь – многие друзья Георгия Аркадьевича стали моими старшими товарищами. Это такие люди, как Валентин Зорин, Томас Колесниченко, Григорий Морозов, Александр Берков. Все из них, кто к тому моменту были живы, проводили отца в последний путь. А после уже я хоронил их одного за другим, и последним был замечательный человек – Анатолий Черняев, тоже фронтовик (как Берков) и соратник отца на протяжении всей жизни, который ушел в марте 2017 г.

Вкусы и привычки

Георгий Аркадьевич имел на редкость уравновешенный и  цельный характер, но при этом, как ни странно, в нем было много парадоксального. Пережив, как многие его ровесники, трудные годы в молодости, он как никто ценил ставшие позднее доступными большие и маленькие радости жизни. Но при этом он всегда оставался простым и совершенно неприхотливым в быту человеком.

Объехав весь мир (часто вместе с моей мамой) и побывав в самых роскошных дворцах и гостиницах, он больше всего любил отдыхать на своей скромной даче, точнее, в маленькой квартирке в писательском кооперативе на Истре (ни  загородной усадьбы, ни простой дачи он так и не заимел даже в периоды близости к высшей власти). Поплавав в самых экзотических морях, он с наслаждением купался в  этой маленькой речке, а зимой до пожилого возраста потихоньку ходил вместе со мной по лесу на лыжах. Спортом он никогда особенно не увлекался, но в более молодом возрасте по-любительски играл в волейбол и до самой старости подолгу плавал, даже в холодной воде.

Отведав всех вообразимых изысканных блюд в разных странах, он отдавал предпочтение самой простой домашней еде. Когда речь заходила о диетах, он говорил: «Никто никогда меня не убедит, что мясо с жареной картошкой вредно для здоровья». Он вообще очень любил хорошо поесть, а его редкое добровольное воспоминание о войне – это постоянное чувство голода. Отец обожал застолье с друзьями и родственниками, мог под хорошую закуску прилично выпить и любил произносить глубокомысленные и длинные тосты.

Георгий Аркадьевич был знаком со многими известными людьми своего времени, встречался, а иногда и дружил с  государственными лидерами, политиками, деятелями науки и  искусства в своей стране и за рубежом. А на поселковом рынке рядом с дачей, куда я возил его покупать продукты, он бывал очень доволен, что его узнавали продавцы. Я тогда смеялся над ним: «Папа, тебя знает почти весь мир, а ты гордишься знакомством с мясником».

Он всегда был необычайно общительным, простым и  дружелюбным человеком в быту, семье и по работе, умел слушать других и в каждом человеке мог найти что-то для себя интересное. И сам был потрясающим рассказчиком, за какую бы тему ни брался. Отец редко повышал на кого-либо голос, обладал молниеносным чувством юмора, был обычно сдержан и спокоен, хотя в узком кругу мог подчас выразиться с использованием «окопного» словаря. Он любил открывать для себя неизведанные впечатления и новую информацию, жизнь ему никогда не надоедала. Он не знал, что такое депрессия, и не бывал в  плохом настроении, если для этого не имелось веских причин.