Век Георгия Арбатова. Воспоминания

Арбатов пришел в воссозданный в 1956 г. Институт из журнала «Проблемы мира и социализма», издававшегося в Праге и тоже являвшегося частью своего рода наследия Коминтерна, потому что его редколлегия состояла из представителей многих коммунистических и рабочих партий. Георгий Аркадьевич стал заведующим сектором в отделе Международного рабочего движения ИМЭМО, где я был аспирантом. Уже с момента его прихода было очевидно, что он работает у нас во врéменном переходном режиме, потому что ходили слухи о том, что Арбатов вот-вот перейдет на очень ответственную работу в ЦК КПСС, где станет одним из консультантов вновь создававшегося отдела по  социалистическим странам. Георгий Аркадьевич сразу расположил к себе гибким нестандартным умом и подходом к проблемам, своими необычными и новаторскими размышлениями о вещах, которые позднее стали для многих самоочевидными, а в те времена – да еще и в его ярком и очень емком исполнении – они воспринимались как глубокие и серьезные проблемы, которые необходимо обдумать, осмыслить и  решать. Было заметно, что ему понравилась атмосфера, созданная тогда в Институте, и особенно в  нашем отделе. Здесь царил дух непринужденности, свободы мнений, принципиальности и  вместе с тем такого корпоративного товарищества, я бы сказал, зрелого студенчества в хорошем смысле этого слова. Я помню, на каком-то из праздников мы пели новые, только что ставшие популярными песни молодых советских бардов. И поскольку одним из них был мой товарищ по пединституту Юлий Ким, его песни я хорошо знал и оказался не  последним солистом нашей научно-товарищеской компании. Хорошо помню, какое приятное и, я бы сказал, подбадривающее выражение лица эти песни и шутки молодежной части нашего коллектива было у Георгия Аркадьевича, когда мы собирались вместе по праздничным датам. Это было интересное, яркое и светлое время. Вскоре Георгий Аркадьевич действительно нас покинул и перешел на  работу в ЦК, где стал консультантом андроповского отдела. Вторая важная для меня встреча с  Георгием Аркадьевичем произошла уже в журнале «Проблемы мира социализма», куда я на этот раз уехал на  работу сразу после защиты диссертации в 1965 г. Новая встреча произошла в 1967 г. во время Конференции европейских коммунистических и рабочих партий по вопросам безопасности в  Европе в Карловых Варах. Арбатов был в  составе нашей делегации. Приехав в Прагу, он пришел в  мой кабинет в журнале и без особых обиняков сказал: «Я тебя знаю по Институту, поэтому я думаю, что ты будешь полезен в  группе консультантов, которую теперь я возглавляю. Так что я тебя приглашаю туда, и это можно будет реализовать примерно месяца через три-четыре». Следует напомнить, что тогда в Праге начинались процессы, которые потом вошли в историю под названием «Бархатная революция», и я, конечно, самым внимательным и  причастным образом смотрел на то, как формировалась и  реализовывалась Дубчеком и его ближайшими коллегами концепция «социализма с человеческим лицом». Я хорошо понимал, что мне посчастливилось посетить «сей мир в его минуты роковые», и этот мир мне покидать, конечно же, не хотелось. Поэтому я сказал Георгию Аркадьевичу, что жалко будет уезжать в столь интересное время. «Подумай, – сказал на это Арбатов, – но время не ждет». Я стал тянуть с этим приглашением, а тем временем ситуация в ЧССР обострилась, и  в  августе 1968 г. произошли известные события – ввод в Чехословакию войск пяти стран Варшавского договора. Поскольку я выразил несогласие с этой акцией, меня отправили в Москву и сняли с работы. Когда я нанес прощальный визит в ЦК, то обнаружил, что в комнате, где обычно сидел Арбатов, находился другой человек. Это был Георгий Хосроевич Шахназаров  – отец нынешнего известного кинорежиссера. На мой вопрос, где Арбатов, он ответил, что тот здесь больше не работает. Шахназаров сказал, что он назначен директором вновь созданного Института США и  Канады Академии наук и, насколько я помню, дал мне его новый телефон. Я позвонил и услышал голос Георгия Аркадьевича. В трубке помимо этого слышался веселый, непринужденный, приятно знакомый, характерный шум веселого застолья. «Володя,  – сказал он – хорошо, что ты позвонил. Как раз вовремя. Мы тут празднуем новоселье. Нам дали во владение здание на  Арбате в Хлебном переулке. Приходи и  поговорим». Потом я узнал, что по моей кандидатуре в качестве сотрудника Института у Георгия Аркадьевича состоялся серьезный разговор с Андроповым. Тот без энтузиазма дал согласие на мой приход в Институт «под ответственность» директора. «Ответственность» по тогдашним канонам означала, что со мной будет все более-менее в порядке, как пелось в песне «по части политической, по части боевой». То есть именно Арбатов отвечает за то, чтобы я не  оказывал «негативного влияния» на коллектив, скажем так. Позднее эту ситуацию в присущей для него грубой, остроумной, и весьма циничный форме охарактеризовал близкий друг Арбатова, (который стал и моим другом через некоторое время). Я имею в виду знаменитого политического обозревателя Александра Бовина. До того как стать обозревателем, он был консультантом того же андроповского отдела ЦК. Встретив меня в  Домжуре, он изрек: «Ну  что, профессор?  – (он называл меня профессором). – Юра Арбатов по-прежнему оберегает тебя от советской власти?» Надо признать, что в  этом заявлении была доля истины, и довольно серьезная. Потому что далеко не только меня, но и многих других он защищал в то время. Тех, у кого были проблемы с  тогдашними властями. Под крылом Георгия Аркадьевича, я работал так долго, как не работал нигде, а именно 19 лет. Это было замечательное время. Именно там и тогда я профессионально стал заниматься изучением Соединенных Штатов. Моим «узким профилем» стало отслеживание и анализ обстановки на стыках – Америка и Дальний Восток, Америка и Китай. И докторскую диссертацию я написал на  тему о выходе на  арену глобальной политики «треугольника» СССР–США–Китая в конце 60-х  – начале 70-х  гг. Я,  как и мои коллеги по Институту, в тесном общении друг с другом, становились американистами, отметая привычные идеологизированные штампы. Обстановка, которая сложилась в Институте под умелой режиссерской рукой директора, была поистине уникальна для того времени. Это была обстановка полной свободы мысли, всестороннего и объективного обсуждения всех острых проблем. Георгий Аркадьевич упор делал на то, чтобы не только понять, что действительно представляет собой такое сложное противоречивое многослойное общество, каковым является Америка, что такое американская экономика, американская культура, американская политика. Его особо волновала прикладная «консультантская» сторона дела. Он толкал нас в направлении «конкретных рекомендаций», каким образом можно использовать реальные тенденции, которые существует внутри Соединенных Штатов, для того, чтобы обеспечить политическую и экономическую выгоду для Советского Союза. А время в нашей стране было тяжелое и очень непростое. Время, когда все отчетливее всплывали на поверхность нарастающее проблемы, которые привели в скором времени к  крушению огромной и сложной страны. Арбатов ясно ощущал все это и считал одной из главных своих задач помочь разрулить этот зловещий тренд. Мы это чувствовали и ставили те же задачи перед собой. Я бы сформулировал две главные задачи, которые Георгий Аркадьевич ставил перед коллективом Института: