Век Людовика XIV

О, почему Бог
…создать наконец
Эта новинка на Земле, этот справедливый недостаток
Природы, а не заполнить весь мир сразу.
С мужчинами, как с ангелами без женственности,
Или найдите другой способ генерировать
Человечество? 118

И тут, так скоро в библейской истории брака, первый мужчина выступает за то, чтобы мужу было легче развестись с женой. Почти забыв об Адаме, Мильтон повторяет в стихах то, что говорил в прозе о должном подчинении женщины мужчине. 119 Он вернется к этому рефрену в «Самсоне Агонисте»; 120 Это его любимая мечта. А в своей тайной «De Doctrina Christiana» он ратовал за восстановление многоженства. Разве Ветхий Завет не санкционировал его, и разве Новый Завет не оставил этот полезный и мужественный закон не отмененным? 121

Как бы ее ни интерпретировали, «первое непослушание человека» оказалось слишком узкой темой, чтобы заполнить двенадцать канто. Эпос требовал действия, действия и действия; но поскольку восстание ангелов закончилось к моменту начала повествования, его драматизм может войти в поэму только через воспоминания, которые являются затухающим эхом. Сцены сражений хорошо описаны, с должным столкновением оружия и рассечением голов и конечностей, но трудно почувствовать боль или экстаз от таких воображаемых ударов. Подобно французским драматургам, Мильтон предается страсти к ораторскому искусству; все, от Бога до Евы, произносят речи, а Сатана не находит адского пламени препятствием для риторики. Тревожно узнать, что даже в аду нам придется слушать лекции.

Бог в этой поэме — не неописуемое сияние, ощущаемое в «Парадизо» Данте; он — схоластический философ, который долго и неубедительно объясняет, почему он, всемогущий, позволяет Сатане существовать и искушать человека, предвидя, что тот поддастся и приведет все человечество к векам греха и страданий. Он утверждает, что без свободы греха нет добродетели, без испытаний нет мудрости; он считает, что лучше пусть человек столкнется с искушением и устоит перед ним, чем вообще не будет искушен, совершенно не предвидя, что в молитве «Отче наш» будет содержаться просьба к Богу не вводить человека в искушение. Кто может не сочувствовать восстанию Сатаны против такого невероятного садиста?

Действительно ли Мильтон верил в этот предопределяющий ужас? По-видимому, потому что он излагал его не только в «Потерянном рае», но и в своем тайном сочинении «De Doctrina Christiana»; 122 Задолго до сотворения человека Бог определил, какие души должны быть спасены, а какие — прокляты. Это тайное сочинение, однако, содержало некоторые ереси; Мильтон никогда не публиковал его; оно было обнаружено только в 1823 году и попало в печать только в 1825 году.

Это удивительный документ. Он начинается с благочестивого предположения о том, что каждое слово в Библии было вдохновлено Богом. Мильтон признает, что библейский текст пострадал от «повреждений, фальсификаций и мутаций», но даже в своем нынешнем виде он является творением Бога. Он не допускает иного, кроме буквального, толкования. Если Писание говорит нам, что Бог отдыхал, или боялся, или каялся, или гневался, или огорчался, эти утверждения следует воспринимать по достоинству, а не разбавлять метафорами. Даже телесные части и качества, приписываемые Богу, должны приниматься как физически истинные. 123 Но в дополнение к внешнему откровению о Себе в Писании Бог дал нам внутреннее откровение, которое представляет собой Святой Дух, говорящий в наших сердцах; и это внутреннее откровение, «свойственное каждому верующему, намного превосходит… и является более надежным руководством, чем Писание». 124 Однако в своих аргументах Мильтон цитирует Библию как последнее и решающее доказательство.

На основании Писания он отвергает ортодоксальный тринитаризм и отдает предпочтение арианской ереси: Христос был буквально Сыном Божьим, но Он был рожден Отцом во времени; поэтому Он не был со-вечен Отцу и никогда не был равен Ему. Христос — это агент, созданный Богом как Логос, через который должно было быть создано все остальное. Мильтон не признает творения ex nihilo, из ничего; мир материи, как и мир духа, — это вневременная эманация из божественной субстанции. Даже дух — это тонкая, бесплотная материя, и его не следует слишком резко отличать от материи; в конечном счете материя и дух, а в человеке тело и душа, едины. 125 Эти взгляды имеют значительное сходство со взглядами Гоббса (1588–1679) и Спинозы (1632–77), которые умерли в одно десятилетие с Мильтоном (1608–74). Вероятно, Мильтон был знаком с работами Гоббса, которые наделали много шума при дворе Карла II.