Век Людовика XIV

О первом непослушании человека и его плодах
О том Запретном дереве, чей смертный вкус
Принес смерть в мир и все наше горе,

Это было достаточно своевременно во времена юности Мильтона, когда Книга Бытия воспринималась как история, а рай и ад, ангелы и дьяволы входили в повседневную жизнь. Сегодня эта тема — главная помеха поэмы, сказка, которую читают взрослым в двенадцати кантах; и теперь требуются постоянные усилия, чтобы от начала до конца сопровождать столь длинное изложение столь суровой и древней теологии. Но никогда еще бессмыслица не была столь возвышенной. Величие сцены, охватывающей небеса, ад и землю; торжественный, величественный марш чистого стиха, манипуляция сложным сюжетом, свежие и нежные описания природы, успешная попытка придать реальность и характер Адаму и Еве, частые пассажи величественной силы — вот некоторые из причин, по которым «Потерянный рай» остается величайшей поэмой на английском языке.

История открывается в аду, где Сатана, изображенный в виде птицы «могучего роста» и с «распростертыми крыльями», призывает своих падших ангелов не отчаиваться:

Все еще не потеряно; непобедимая Воля,
И изучение мести, бессмертной ненависти,
И мужество никогда не покориться и не уступить:
Поклониться и просить о милости
С коленопреклонением и преклонением перед его силой
…, которые действительно были низкими,
Это был позор и бесчестье.
Это падение;…
разум и дух остаются
Непобедимый… 110

Это похоже на то, как Кромвель бросает вызов одному Чарльзу, а Мильтон — другому. Несколько отрывков, описывающих Сатану, напоминают нам о Мильтоне:

Ум, который не изменит ни место, ни время.
Ум — это собственное место, и сам по себе
Можно сделать из ада рай, а из рая — ад. 111

В ранних кантах красноречие Мильтона побудило его нарисовать почти сочувственное изображение дьявола как предводителя восстания против установленной и произвольной власти. Поэт спасся от того, чтобы сделать Сатану героем эпоса, представив его позже как Отца лжи, который «сидит на корточках, как жаба», или как змею, ловко скользящую в слизи. 112 Но в том же канто Сатана выступает как защитник знания:

Знания под запретом?
Почему их Господь должен
Завидовать им? Разве это грех — знать,
Может ли это быть смертью? И неужели они [Адам и Ева] только стоят
Невежеством? Это их счастливое состояние,
Доказательство их послушания и веры?
Я возбужу их умы
С большим желанием узнать… 113

И вот он спорит с Евой, как рационалист, нападающий на обскурантистскую церковь:

Почему же это было запрещено? Да просто для благоговения,
А зачем, если вы не хотите оставаться в тени и невежестве,
Его поклонники? Он знает, что в день
Ты ешь их, твои глаза, которые кажутся такими ясными.
Пока еще только тусклые, а потом станут совершенными.
Откройте и очистите, и вы будете как боги… 114

Однако ангел Рафаил советует Адаму сдержать свое любопытство к Вселенной: неразумно человеку стремиться к знаниям, выходящим за рамки его земных возможностей; 115 Вера мудрее знания.

Мы должны были ожидать, что Мильтон истолкует «первый грех» не как стремление к знаниям, а как сексуальный контакт. Напротив, он поет совершенно непуританскую паремию о законности сексуального удовольствия в рамках брака; и он представляет Адама и Еву как предающихся таким тактильным ценностям, оставаясь при этом в «состоянии невинности». 116 Но после «грехопадения» — съедения запретного плода с древа познания — они начинают испытывать стыд при сексуальных контактах117. 117 Теперь Адам видит в Еве источник всего зла, «ребро, искривленное природой», и скорбит о том, что Бог вообще создал женщину: