Век Людовика XIV

Тем не менее Спиноза, кажется, временами трепещет вокруг идеи бессмертия. Его теория разума и тела как двух аспектов одной и той же реальности обязывает его в логике рассматривать их смерть как одновременную. Он утверждает это вполне определенно: «Настоящее существование разума и его способность воображать исчезают, как только разум перестает утверждать настоящее существование тела»; 141 и еще: «Ум не может ничего вообразить, не может вспомнить ничего из прошлого, кроме как во время существования тела». 142 В Книге V появляются некоторые неясные различия. «Если мы посмотрим на общее мнение людей, то увидим, что они действительно осознают вечность своего разума, но путают это с продолжительностью и приписывают воображению и памяти, которые, по их мнению, остаются после смерти». 143 Если разум представляет собой ряд временных идей, воспоминаний и воображения, связанных с определенным телом, то он прекращает свое существование, когда это тело умирает; это и есть смертная продолжительность разума. Но если человеческий разум воспринимает вещи в их вечных отношениях как часть универсальной и неизменной системы естественного закона, он видит вещи как в Боге; в этом смысле он становится частью божественного вечного разума и является вечным.

Вещи представляются нам актуальными двояко: либо в той мере, в какой мы считаем их существующими по отношению к определенному времени и пространству, либо в той мере, в какой мы считаем их содержащимися в Боге [вечный порядок и законы] и вытекающими из необходимости божественной природы [эти законы]. Но те вещи, которые мыслим вторым способом как истинные или реальные, мы мыслим под определенным видом вечности [sub quadam specie eternitatis — в их вечном аспекте], и их идеи включают в себя вечную и бесконечную сущность Бога. 144

Когда мы видим вещи таким вневременным способом, мы видим их так, как видит их Бог; наш разум в такой степени становится частью божественного разума и разделяет вечность.

Мы не приписываем человеческому разуму никакой длительности, которую можно было бы определить временем. Но поскольку все же существует нечто иное, что по определенной вечной необходимости мыслится через сущность Бога, то это нечто обязательно будет вечной частью, принадлежащей разуму 145. Мы уверены, что разум вечен в той мере, в какой он мыслит вещи под видом вечности. 146

Предположим, что, созерцая величественную последовательность явных причин и следствий по, казалось бы, вечным законам, Спиноза почувствовал, что благодаря «божественной философии» он, подобно безгрешному Будде, избежал цепи времени и приобщился к созерцанию и спокойствию вечного разума.

Несмотря на это кажущееся достижение Луны, Спиноза посвятил большую часть своей заключительной книги V, «О свободе человека», формулированию естественной этики, источника и системы морали, не зависящей от выживания после смерти, хотя и с любовью используя религиозные термины. Одно предложение раскрывает его отправную точку: «Эмоция, которая является страстью, перестает быть страстью, как только мы формируем ясное и отчетливое представление о ней». 147-То есть эмоцию, вызванную в нас внешними событиями, можно превратить из страсти в контролируемое чувство, позволив нашему знанию играть с ней до тех пор, пока ее причина и природа не станут ясными, а результат ее действия можно будет предвидеть, вспомнив опыт. Один из методов прояснения эмоционального состояния заключается в том, чтобы рассматривать породившие его события как часть цепи естественных причин и необходимых следствий. «В той мере, в какой разум понимает все вещи как необходимые, он имеет больше власти над эмоциями и менее пассивен по отношению к ним». 148-Не подвержен страстям. Никто не испытывает страсти по поводу того, что считает естественным и необходимым. Гнев на оскорбление можно умерить, если рассматривать обидчика как продукт обстоятельств, выходящих из-под его контроля; скорбь по поводу кончины престарелых родителей можно умерить, если осознать естественность смерти. «Стремление к пониманию — первая и единственная основа добродетели». 149 в понимании Спинозы, ибо оно уменьшает нашу зависимость от внешних факторов и увеличивает нашу силу контролировать и сохранять себя. Знание — это власть, но лучшая и самая полезная форма этой власти — власть над самим собой.