Век моды

Когда императрица узнала, что мы с Гастоном во дворце, она разрешила нам остаться и посмотреть на большой выход в Зал маршалов, а мадам Поле проведет нас на галерею. Конечно, ничто не могло заставить нас отказаться от такого предложения. Эта процессия была величайшим зрелищем в моей жизни. Во главе шла императрица в белом тюле с серебром и бриллиантами, ее вел император России[44]. Затем шла великая княгиня Мария Николаевна в белом с золотом тюле с красной туникой, в сопровождении императора. И третья пара – принцесса Матильда в сопровождении короля Пруссии. Это дефиле Величеств прошло под большой шатер, достаточно просторный, чтобы вместить несколько тронов в одном конце зала. Мне показалось, что все коронованные особы мира находились в королевском шатре в тот вечер. Даже Тай Кун, брат императора Японии, был там в своем официальном наряде – костюме самурая.

Японский принц 1860-х годов – это персонаж, сильно отличавшийся от европеизированных восточных людей наших дней и в тысячу раз живописнее. На королевском балу 1867 года Тай Кун был одет в восточные шаровары из какого-то блестящего материала, а поверх них был надет кафтан с широкими японскими рукавами. Спереди и сзади вышит императорский герб, кафтан опоясан широким поясом, за который были заткнуты пять или шесть маленьких мечей или кинжалов. Один конец пояса служил ножнами для кинжалов, проходил между ногами и заканчивался шлейфом в пять футов длиною. На принце были традиционные сандалии и носки, в которых большой палец был отделен от остальных. А на его голове надета маленькая плоская шапочка – ее можно видеть на многих японских гравюрах – с подбородочным ремнем. На верхушке этого головного убора была похожая на стебель штуковина высотой в полтора фута[45], откуда спадала длинная черная лента до самого конца шлейфа.

После первой кадрили королевское окружение покинуло Зал маршалов и спустилось в сад по широкой лестнице, украшенной гирляндами. (Этот сад и ныне существует вдоль улицы Тюильри, но в те времена он был закрыт.) Когда появились Их Величества, вспыхнули красные и зеленые бенгальские огни, и весь сад осветился разными красками. Огни, бриллианты, яркие платья с объемными хрупкими юбками, прекрасные дамы, среди них некоторые, как императрица, были величественными, и их грация соперничала с лебединой. Эту сцену можно представить, но невозможно описать.

Герцогиня де Морни жила в уединении после смерти своего мужа в 1865 году и впервые официально появилась на публике тем вечером после длительного траура. Ворт создал для нее очень простое, но восхитительное «полутраурное» платье, разумеется из тюля. Корсаж был украшен несколькими бриллиантами, а вокруг выреза располагались жемчужины в форме диадемы. Герцогиня была очень элегантна в этом тюле с бриллиантами, как фея. А что касается всего остального, я был так увлечен императрицей и двумя или тремя другими дамами, что все забыл. Мне ведь было всего одиннадцать лет.

Внешне императрица Евгения была красивейшей из женщин, по своим манерам могла показаться самой очаровательной, если ей хотелось такой казаться. На самом деле она была холодной, высокомерной и предпочитала общаться с людьми с высоты своего трона. В результате все к ней обращались с настороженной почтительностью и подобострастным уважением. Однако Ворту довелось заметить с ее стороны некоторое смягчение, хотя и мимолетное, происшедшее, видимо, от задумчивости. Он пригласил господина Алленби, его первого лондонского нанимателя, пожить у него в доме на время выставки. И однажды в Тюильри, когда Ворт закончил мелкие доделки в нескольких платьях, подготовленных для торжественных случаев, он решил доставить удовольствие своему бывшему шефу. Евгения, как обычно, к поясу своего платья прикрепляла букетик фиалок – любимых ее цветов, которые всегда стояли в большом количестве в ее комнате. Отец выступил вперед и спросил: «Можно мне взять такие же цветы, Ваше Величество? – указывая на разложенные букеты с фиалками. – Я бы хотел подарить их господину Алленби, моему прежнему начальнику в Лондоне. Я даже не могу подобрать слов, насколько этот подарок будет для него драгоценным сувениром в память о визите в Париж».

Евгения улыбнулась и, сняв букетик с пояса, сказала: «Пожалуйста, господин Ворт, передайте это вашему гостю, раз это так ему понравится». В память об этом благородном жесте Ворт посылал Императрице большой букет фиалок каждый год, последний – в год ее смерти, как писала в своих мемуарах княгиня Меттерних.