Главное очарование принцессы заключалось в простоте и хорошем характере. Ее нельзя было назвать красавицей, но у нее было приятное лицо и очень красивые шея и плечи. Надо сказать, что она обнажала плечи до конца своих дней и с большим успехом, потому что очень хорошо сохранилась. Матильда одевалась очень элегантно, днем просто и великолепно вечером. Призванием принцессы была живопись, и поскольку ее присутствие не требовалось на всех событиях при дворе, художественный и демократический вкусы заставляли ее проводить много времени у себя дома на улице Курсель. Она очень любила моего отца, испытывала к нему большую симпатию и хорошо понимала его и его работу, часто приходила в наш магазин на рю де ла Пэ, наслаждалась его атмосферой и была нашей верной клиенткой до самой смерти. Мадам де Морни, известная как «герцогиня», урожденная княгиня Трубецкая, была восхитительным созданием. Она была весьма стройной, таких называют «прозрачными», так ее и называли поклонники, приятное лицо прекрасного цвета, как у большинства русских. Память не сохранила ничего поразительного о ней, кроме одного эпизода – ее поведение во время похорон мужа, герцога де Морни. Ее горе казалось безутешным. Она остригла волосы и заставила положить их в гроб умершего мужа. Герцогиня соблюдала самый строгий траур и никуда не выходила, выезжала только в закрытой карете, обитой черной тканью. Но, вопреки такой демонстрации горя, она потом вышла замуж за герцога де Сесто и стала очень популярной при испанском королевском дворе. Эта дама действительно возбуждала большой интерес и совершала множество маленьких поступков. Однажды она дала моему отцу две заколки для шарфа с жемчужинами, одну – для меня, другую – для Гастона, в память о ее муже. К несчастью, я свою потерял, когда занимался верховой ездой, о чем очень сожалел. Герцогиня и моя мать имели во многом общие вкусы, и мадам де Морни часто копировала для себя платья матери. В годы правления Мак-Магона не только салоны и приемы, но и скачки вернулись и приобрели размах, достойный империи. Последние стали не чем иным, как демонстрацией моды в этот период. Воображение современного человека неспособно представить такое. Какие платья мы изготовливали для леди Сайкс, предназначенные для поездок в Эпсом, где происходили самые крупные скачки в Англии! Такие наряды в наши дни были бы слишком роскошными даже для бала. Например, у нее было одно платье модели «принцесса», сделанное из чередующихся полотен светло-зеленого и белого цветов, искусно вышитое, как платье эпохи Людовика XV, с двухметровым шлейфом. Оно было на подкладке из атласа медного цвета с четырьмя широкими черными и узкими желтовато-коричневыми прорезями.
Герцогиня де Морни, урожденная княжна Трубецкая, одна из любимых клиенток Ворта, Париж, ок. 1869 года
В это блестящее десятилетие, как и в предыдущее, когда правила Евгения, на трибуны или большой помост на скачках не допускались дамы полусвета. Джентльмен отвечал за свою спутницу, и если он был членом любого клуба, что давало ему право присутствия на скачках, и приводил с собой какую-нибудь женщину, которую не одобряли другие леди – а они бурно не одобряли любых актрис и женщин легкого поведения, – эта дама выдворялась, а мужчина терял свое членство в клубе. Те красотки, которые не допускались на трибуны, всегда располагались на противоположной стороне от беговой дорожки в прекрасных каретах, полных цветов, или в почтовых каретах. Там они пили шампанское и представляли собой весьма приятное и красивое зрелище. Таким образом, «кокотки» были отделены от настоящих леди в ту странную, давно прошедшую эпоху.
Возвращение с «Гран-при» было подобно сказочному параду. Все модные дамы высшего света или полусвета ехали в открытых каретах, зачастую с верховым, сопровождающим экипаж и одетым в цвета дамы, восседавшим на первой из ее четырех лошадей. Жокеи мадам де Морни были одеты в полосатые красно-белые жакеты, на голове – жемчужно-серые цилиндры. Два форейтора[70]
стояли на запятках и были одеты подобным же образом. Жокеи и форейторы мадам Меттерних были одеты в ярко-желтые одежды, а головы лошадей украшены ветвями желтой глицинии. Мадам Мастар носила изумрудно-зеленую одежду, а Кора Перл[71], одна из самых знаменитых дам полусвета своего времени, нарядила своего форейтора в ярко-желтое под влиянием мадам Меттерних. Розалия Леон, другая известная «ночная бабочка», обила свой экипаж розовой тканью и обмундировала лакеев в розовые жакеты. Эти разноцветные создания проезжали от места скачек до площади Согласия, развернувшись, возвращались к озеру и медленно дефилировали вокруг него два или три раза, вплоть до вечера. Ни одна современная пышная процессия не могла бы сравниться с этим парадом. В этот день дамы света и полусвета становились королевами. Даже самые невзрачные кокотки могли рассчитывать на успех, правили лошадьми стоимостью двадцать пять тысяч франков за пару.Кора Перл, Париж, 1860-е годы. Фото Надара