Век моды

Другая звезда «Комеди Франсез» и Дома Ворта была Арну-Плесси[104]. Поскольку она и директор «Комеди Франсез» часто расходились в понимании ролей, у них то и дело возникали горячие споры насчет костюмов. Он не разрешал нарушать банальную традицию выступать на сцене в чрезвычайно длинных платьях, например в пьесе «Дом Пенарван»[105]. Все ее усилия одеваться оригинально вызывали бурю критики или хвалебных статей в прессе, которые то кидали ее в пропасть, то возносили на вершину. Отец исполнял все ее идеи, как интересные, так и не очень, и шил все ее костюмы, включая тот, который был на Селимене[106].

Первая актриса, удостоившаяся чести стать обладательницей платья, которое понравилось императрице, была Мария Делапорт[107]. Императрице Евгении, как правило, не нравилось ни одно платье на сцене, но Делапорт, обаятельная актриса, не обладающая большой красотой, но очень грациозная, разбила это предубеждение. Ее Величество, увидев на сцене такое очаровательное платье, заказала нам немедленно изготовить в точности такое же. Мадемуазель Делапорт была близкой подругой Александра Дюма-сына, и этот знаменитый писатель часто приходил с ней в Дом Ворта и помогал выбрать костюмы.

Другим клиентом нашего салона был писатель Сарду[108]. Он обычно приходил с мадам Антониной, которая играла главную роль в его пьесе «Рабагас». Мадам Антонина не добилась большой славы в театре, но получила весьма завидную репутацию как дама, умеющая одеваться. Но я, впрочем, уверен, что в этом нет вины Сарду. Я вспоминаю, как Ворт с большим трудом смог убедить его согласиться на красное платье с вишневыми лентами. Такое сочетание смело нарушило все его предвзятые представления о правильном сочетании цветов.

Именно мадам Антонина привела к нам Сару Бернар[109]. Божественная Сара начала с того, что рассказала отцу, как Дом моды наших соперников испортил платья, и поэтому необходимо срочно, через три дня, два новых платья. В ходе разговора выяснилось, что вообще-то ей нужно не два платья для спектакля, а все пять и три из них шьет какой-то другой кутюрье. Отец сказал, что его абсолютно не волнует соревнование с другим Домом. Сара поспешила его успокоить и для большей уверенности заказала три других платья. Однако, несмотря на свои заверения, великая актриса не надела три последних платья на первое представление. Первые два она надевала, но три были от соперничавшего Дома. Я никогда не видел отца более разгневанным, он назвал это дешевым мошенничеством. На следующий день он отомстил, отправив своего кассира к мадам Бернар со счетом за все пять платьев и запиской: если она немедленно не оплатит счет, ему придется вычесть из ее зарплаты. Это был весьма сильный поступок, но все считали, Сара этого заслуживала. Не стоит упоминать, что мы больше никогда не видели мадам Бернар.

Однако немногие, с кем мы имели дело, вели себя подобно Саре Бернар. Слово Мари Фавар было таким же твердым, как облигации. Эта великая актриса была одной из наших самых известных героинь, ее поклонницей была императрица. Она обладала редким эмоциональным даром, создала главные роли во многих пьесах Эмиля Ожье[110] и Виктора Гюго. Последний раз я ее видел в роли бабушки в «Арлезианке»[111]. Фавар обладала способностью придавать восхитительный штрих оригинальности всему, что она делала, и всему, что она носила.

Сара Бернар, Нью-Йорк, 1916. Фонд Александра Васильева