Вскоре она потеряла уважение к своему мужу, который был слишком послушным, чтобы быть интересным, и слишком некомпетентным, чтобы быть платежеспособным. Она не возражала против того, чтобы он взял мадемуазель Клерон в любовницы, но он тратил свой официальный доход на семидесятилетнюю актрису, пренебрегал своими обязанностями посла, играл и проигрывал, постоянно накапливал долги, которые неохотно выплачивали его жена и свекор. Так она пробивалась через череду любовников, ибо, как она скажет в «Дельфине», «между Богом и любовью я не признаю никакого посредника, кроме моей совести»; а совестью можно было управлять. Одним из первых ее соратников был Талейран, бывший епископ Осенний, который согласился с ней в вопросе гибкости клятв. За ним последовал граф Жак-Антуан де Гибер, в последнее время бывший идеологом Жюли де Леспинасс; однако он умер в 1790 году в возрасте сорока семи лет. За год до этого Жермена прониклась более глубокой и прочной привязанностью к Луи де Нарбонн-Лара. Он был сыном незаконного союза и в свои тридцать три года являлся отцом нескольких бастардов; но он был необычайно красив и обладал той легкостью и изяществом манер, которым редко может научиться невоспитанная молодежь. По социальной наследственности он был за аристократию против «выскочки» буржуазии, но Жермена убедила его в своей идее конституционной монархии, в которой собственники разделяли бы власть с дворянством и королем. Если верить ей, Нарбонн «изменил свою судьбу ради меня. Он порвал свои привязанности и посвятил мне свою жизнь. Одним словом, он убедил меня, что… считал бы себя счастливым, обладая моим сердцем, но что если он потеряет его безвозвратно, то не сможет выжить».63
4 сентября 1790 года Неккер, либеральная политика которого была сорвана дворянами, окружавшими короля, подал в отставку и вместе с женой удалился на время в свое шато в Коппете. Жермена присоединилась к ним в октябре, но вскоре устала от швейцарского покоя и поспешила вернуться к тому, что она называла, по сравнению с ним, восхитительной «сточной канавой улицы дю Бак».64 Там ее салон гудел голосами Лафайета, Кондорсе, Бриссо, Барнава, Талейрана, Нарбонна и ее собственными. Она не довольствовалась тем, что задавала темп блестящей беседе; она жаждала играть роль в политике. Она мечтала привести Францию от католицизма к протестантизму, но надеялась через свое гнездо знатных особ довести революцию до мирного конца в конституционной монархии. С помощью Лафайета и Барнава она добилась назначения Нарбонна военным министром (6 декабря 1791 года). Мария-Антуанетта неохотно поддержала это назначение. «Какая слава для госпожи де Сталь, — комментировала она, — какая радость для нее получить в свое распоряжение всю армию! «65
Нарбонн действовал слишком быстро. 24 февраля 1792 года он представил Людовику XVI меморандум, в котором советовал королю порвать с аристократией и предоставить свое доверие и поддержку буржуазии, обязующейся поддерживать закон и порядок и ограниченную монархию. Остальные министры гневно протестовали; Людовик уступил им и уволил Нарбонна. Карточный домик Жермены рухнул, и, чтобы подсыпать соли в раны, ее соперница, мадам Ролан, добилась через Бриссо назначения своего мужа министром внутренних дел.
Жермена прожила в Париже почти весь страшный 1792 год. 20 июня 1792 года она стала свидетелем (правда, через Сену) штурма Тюильри толпой, чьи неприкрытые манеры напугали ее. «Их страшные клятвы и крики, их угрожающие жесты, их убийственное оружие представляли собой ужасающее зрелище, которое могло навсегда разрушить уважение, которое должен внушать человеческий род».66 Но этот journée (так французы стали называть восстание народа) был лишь приятной репетицией, увенчанной и успокоенной красным колпаком Революции на голове короля. Однако 10 августа она, находясь в безопасном месте, стала свидетелем кровавого захвата Тюильри толпой, которая не успокоилась, пока король и королева не скрылись под временной защитой Законодательного собрания. Торжествующие мятежники начали арестовывать всех доступных аристократов; Жермена тратила свое состояние на защиту титулованных друзей. Она спрятала Нарбонна в недрах шведского посольства; она упорно сопротивлялась и в конце концов отбила патруль с обыском; и к 20 августа Нарбонн был в безопасности в Англии.