Век Наполеона

Полиция разрешила напечатать «Коринну», и ее публикация весной 1807 года принесла автору триумф, утешивший ее после победы Наполеона под Фридландом 14 июня. Рецензии, спонсируемые правительством, были враждебными, но тысячи читателей были очарованы и сказали об этом. Сегодня нас не очаровывает его форма — экстатический роман, перемежающийся скучными и устаревшими эссе об итальянских пейзажах, характерах, религии, нравах, литературе и искусстве; никого не приводят в восторг ни «мужественное лицо» героя (он оказывается бесхребетным), ни «божественное вдохновение, воцарившееся в глазах» героини.42 Но в 1807 году Италия еще не была переписанной страной, более знакомой нам в истории и искусстве, чем наша собственная; романтика расправляла крылья; романтическая любовь боролась за освобождение от родительской власти, экономических уз и моральных табу; права женщин начинали обретать голос. Все эти очарования Коринна воплотила в прекрасной импроватрисе, которая поет стихи и играет на завораживающей лире. Коринна в расцвете сил — «индийская шаль, накинутая на ее роскошные черные локоны;… ее руки необычайно красивы…. ее фигура довольно крепкая»; кроме того, в ее разговоре «соединилось все естественное, причудливое, справедливое, возвышенное, сильное, и милое».43 Как ни странно, несентиментальный император, оказавшись на острове Святой Елены, взял в руки книгу и не смог отложить ее, пока не дочитал до конца.44

4. Понимание Германии

К задаче свержения Наполеона и управлению зверинцем гениев и эпикурейцев мадам теперь добавила деликатное предприятие по объяснению Германии Франции. Даже когда ее новорожденная Коринна боролась за жизнь с порабощенной прессой, она втайне от себя готовила смелый и масштабный опус о землях за Рейном. Чтобы добросовестно подготовиться, она отправилась в очередное путешествие по Центральной Европе.

30 ноября 1807 года она покинула Коппет вместе с Альбертом, Альбертиной, Шлегелем и своим камердинером Эженом (Жозефом Угине). В Вене она услышала музыку Гайдна, Глюка и Моцарта, но не упомянула Бетховена. В течение трех из пяти недель пребывания в Австрии она вела любовную переписку с австрийским офицером Морицем О'Доннелом; предлагала ему деньги и брак, потеряла его и писала Константу письма безграничной преданности — «Мое сердце, моя жизнь, все, что у меня есть, — ваше, если вы хотите и как вы хотите»;45 Он довольствовался тем, что занимал у нее деньги. В Теплице и Пирне она общалась с Фридрихом фон Гентцем, ярым антибонапартистским публицистом; узнав об этих встречах, Наполеон пришел к выводу, что она стремится сорвать мир, который он недавно подписал в Тильзите в июле. В Веймаре она не нашла ни Шиллера (который умер в 1805 году), ни Гете. Она отправилась в Готу и Франкфурт, а затем, внезапно заболев и впав в депрессию, поспешила вернуться в Коппет.

Возможно, это предчувствие смертности стало причиной ее обращения к мистицизму; Шлегель внес в это свой вклад; но гораздо более сильное влияние оказали аскетичная Жюли фон Крюденер и развратный драматический актер Захарий Вернер, которые гостили в Коппете в 1808 году. К октябрю того же года гости и язык были преимущественно немецкими, а люмен Просвещения уступил место мистической религии. «На этой земле нет никакой реальности, — писала Жермена О'Доннелу, — кроме религии и силы любви; все остальное еще более беглое, чем сама жизнь».46

Именно в таком настроении она писала «De l'Allemagne». К 1810 году работа над ним была близка к завершению, и она жаждала оказаться в Париже для его печати. Она смиренно писала Наполеону, сообщая, что «восемь лет [изгнания и] страданий меняют все характеры, а судьба учит смиряться». Она предлагала уехать в Соединенные Штаты; она просила паспорт и разрешение на временное пребывание в Париже. Паспорт был получен, а разрешение — нет.47 Тем не менее, в апреле 1810 года она вместе с семьей и Шлегелем переехала в Шомон (близ Блуа), откуда руководила печатанием своей трехтомной рукописи в Туре. В августе она переехала в соседний Фоссе.