Век Наполеона

Ответ Годвина утерян, но мы можем судить о его характере по его письму от марта 1812 года: «Насколько я могу проникнуть в ваш характер, он представляется мне необыкновенным собранием прекрасных качеств, не лишенных, однако, существенных недостатков. Недостатки эти проистекают и всегда проистекали главным образом из того, что вы еще очень молоды и что в некоторых существенных отношениях вы недостаточно осознаете, что вы таковы». Он посоветовал Шелли не публиковать все излияния, а если он что-то опубликует, то не ставить под этим свое имя. «Жизнь человека, который так поступает [публикует и подписывает], будет состоять из сплошных опровержений».59

Шелли уже практиковал сдержанность, храня в рукописи или в некоторых частных печатных копиях свое первое важное сочинение — «Королева Мэб». «Оно было написано мной в восемнадцать лет — смею сказать, в достаточно буйном духе, — но… не предназначалось для публикации».60 В 1810 году он все еще был увлечен французскими философами; он предпослал поэме гневный девиз Вольтера «Écrasez l'infâme!» и позаимствовал многие идеи из книги Вольнея «Руины, или Размышления о революции империй» (1791).

В начале поэмы дева Ианта спит. Во сне к ней спускается с неба королева фей Маб, уносит ее к звездам и просит с этой точки зрения рассмотреть прошлое, настоящее и будущее земли. Перед ней проходит череда империй — Египет, Пальмира, Иудея, Греция, Рим… Переходя в настоящее, королева представляет себе короля (очевидно, принца-регента), который «раб даже самых низменных аппетитов»;61 Она удивляется, что ни один из несчастных, которые голодают, пока он пирует, «не поднимает руку, чтобы свергнуть его с трона»; и она добавляет ставший знаменитым приговор:

Мужчина
Добродетельная душа не приказывает и не повинуется.
Власть, подобная опустошающей язве,
Загрязняет все, к чему прикасается.62

Королева также не любит торговлю и Адама Смита: «гармония и счастье человека уступают богатству наций»; «все продается, даже любовь».63 Она изображает сожжение атеиста; это пугает Ианту; королева успокаивает ее, заверяя: «Бога нет».64 Входит Ахасер, бродячий еврей, и ругает Бога Бытия за то, что Он наказывает миллиарды мужчин, женщин и детей на протяжении тысячелетий за непонятный грех одной женщины.65 (Байрон, возможно, нашел здесь предложения для своего «Каина»; Шелли послал ему частную печатную копию). Наконец королева рисует радужное будущее: любовь, не связанная законом, тюрьмы пустые и ненужные, проституция исчезла, смерть без боли. Затем она велит Янте вернуться на землю, проповедовать Евангелие всеобщей любви и неустрашимо верить в ее победу. Янта просыпается. — Это сильное стихотворение, несмотря на его юношеские мысли и иногда напыщенный стиль; в любом случае, это замечательное произведение для восемнадцатилетнего юноши. Когда в 1821 году без согласия поэта была опубликована «Королева Мэб», радикалы Англии приняли ее как свою заветную мечту. В течение двадцати лет пиратскими фирмами было выпущено четырнадцать изданий.66

После пребывания (февраль-март 1812 года) в Ирландии, где он с героической беспристрастностью работал как на католические, так и на пролетарские цели, Шелли и Гарриет отправились в Уэльс. Угнетенные тамошней нищетой, они отправились в Лондон, чтобы собрать средства для валлийских благотворительных организаций. Он воспользовался этой возможностью, чтобы засвидетельствовать свое почтение Годвину, который был так доволен им, что обе семьи часто принимали друг друга. После коротких ответных визитов в Ирландию и Уэльс молодая пара поселилась в Лондоне. Там, 24 марта 1814 года, чтобы застраховать законность сына и наследника, Шелли и Гарриет вновь обвенчались, теперь уже по обряду Англиканской церкви. За некоторое время до этого, в день ее рождения, он обратился к ней со стихотворным повторением своих клятв:

Гарриет! Пусть смерть расторгнет все смертельные узы;
Но наш не будет смертным!..
Добродетель и любовь! Несгибаемая стойкость,
Свобода, преданность и чистота!
Эту жизнь мой дух посвящает Тебе.67

VII. ПОБЕГ II: ШЕЛЛИ, 1812–16 ГГ

Во время всех своих странствий Шелли, кажется, никогда не думал о том, чтобы зарабатывать себе на жизнь. Возможно, он разделял мнение Вордсворта о том, что преданный поэт должен быть освобожден от трудов и забот, которые могут заглушить поэзию, живущую в его крови. Он не видел противоречия между своей пропагандой равных прав в республике и попытками получить свою долю богатства, завещанного дедом отцу. Он пополнял отцовскую ренту, продавая «пост-обиды» ростовщикам; так, в 1813 году он заложил две тысячи фунтов из ожидаемого наследства в обмен на шестьсот в руки.