Век перевода (2005)

Севилья? Гранада? О лунные танцы!
На улицах узких — мятеж мавританский!
По темным балконам, по белым ступеням
Бегут и вращаются лица и тени…
И небо, закрытое дымкой апрельской.

Вино молодое сулит мне дорогу.

Бокал осушу — и душа моя дрогнет.
Все грезы со дна поднимаются, что ли?
Апрель, и луна, и вино золотое
Псалмы мне поют и любовные песни.

Вот правая с левой сошлись стороною;

Но чей это призрак бредет под стеною?
Плащом прикрывается рыцарь забытый,
И меч он повесил, и шляпа пробита…
Луна проливает бокал белых грез.

Блуждают мечты среди улочек тесных.

И тень очарованно бродит за песней,
По тем лабиринтам, то шумным, то строгим,
Пока не откроются скрытые сроки…
Бледнеет луна от таинственных слез.

Вот домик знакомый. Привиделось, что ли?

Балкон, и жасмины, и белые шторы,
Белей сновидений луны снежно-белой…
— Сеньора, час пробил. Мне ждать надоело!
(Неслышно дуэнья вошла со свечой…)

Я — призрак суровый, скажу по секрету.

Я — тень, что настойчиво ищет рассвета
В ночи, где лишь звезды роскошны без меры.
Я — бледный мираж, я — ночная химера,
Что трон у луны отбирает мечом!

Сеньора, о, как Вы наивно-прекрасны!

Звездой одинокой мне видитесь ясно
В наплывах рассветных…
Вы так молчаливы,
Признанье мое Вы отвергли пугливо,
Как голос Ваш нежный узнать бы я мог?..

Но… тень возвратилась в свои сновиденья.

За нею следит неустанно дуэнья.
— Синьора, быть может, во мраке за дверью
Есть призрак в засаде. В мой меч Вы поверьте,
И лунным лучом заискрится клинок.

Манеры старинные Вам непривычны?

Лицо под плащом, комплимент лаконичный?
А может быть, Вас удивил несказанно
Опущенный меч мой и перьев касанье?
И сам мой правитель, великий Гасул?

О чувствах моих пусть расскажут Вам страстно

Шум улочек узких, звук речи арабской…
Вы внемлете, стоя в окне мавританском.
Мне с бледной луною никак не расстаться,
И повесть об этом по свету несу.

Расскажет пусть ночь мавританского сада,

Где тихо звенит серебром серенада,
Где прошлое в окна высокие входит
Душистым цветеньем и эхом мелодий…
Ночными псалмами белесой луны.

Пусть волосы танцем расскажут, ласкаясь,

Созвучия снов к небесам отпуская,
Безвольные лица под пристальным взглядом,
И запах духов из закрытого сада,
Где в тихом гареме чуть теплятся сны…

Я — стражник, сеньора. Псалтырь мне доверен,

Хрустальный бокал, полный белых мистерий,
И нежность напева, где мудро и просто
Слились воедино Аравии звезды
И дух старины в андалузских садах…

Но я умолкаю… Лишь лунные танцы

Мерцают, искрятся в окне мавританском
Сквозь плющ, что по стенке сползает на землю,
Где мох, разрушающий камни, не дремлет,
Вздыхая о белой луне иногда.

Ах, стать бы мне тенью весны быстротечной,

Средь белых жасминов быть призраком вечным!
Звучать в переливах мелодий чудесных.
Я — тень тех певцов, я — забытая песня,
Залог отгоревшей, но вечной любви!

В словах самых лучших сказал бы об этом…

Арабский ноктюрн исчезает с рассветом,
И песни уходят,
Псалмы — умирают,
И лишь на губах утомленных играют.
Я — бледная тень ускользнувшей любви…

…Луна умерла… Сновиденья взлетают,

в ночных лабиринтах укрылась их стая.
И двор мавританский — в ограде высокой.

Восток, рассмеявшись, открыл свое око…