Век перевода. Выпуск 2

Что?! Вошь — на шляпке госпожи?!
Нашел о чем писать — о вши!
А мне, брат, кто ни закажи,
Писать и спьяну
Ни славы для, ни за шиши
О вши не стану.

Поэт, конечно, ты великий,

Но «леди» с «вошью» — казус дикий.
(Какая польза от заики
И от икоты?)
«Талант двусмысленный, двуликий», —
Решили скотты.

Такой поэт с таким талантом

Не должен быть комедиантом.
Беда, коль муж, прослывший франтом,
Бредет, расхристан.
Солидный бас, пропев дискантом,
Уйдет, освистан.

Стихи ты пишешь мелодично,

Но мыслишь ты неметодично.
Не трогай женщин, — неприлично:
Любая шутка
О платьях, шляпках, брат, обычно
Их бесит жутко.

Стихом о мыши, коей плуг

Нору разрушил, всем вокруг
Ты угодил, — но с вошью вдруг
Так оскандалился,
Что встал вопрос: ты, часом, друг,
Не насандалился?

Теперь об этой вот загвоздке

Не то что взрослые — подростки
Гудят на каждом перекрестке,
На пятачке, брат.
У дам ты — их сужденья хлестки —
На язычке, брат.

Сии шотландские Венеры

Ходы найдут в такие сферы,
Что хулиганские манеры
Ты, брат, забудешь
И грубиянские химеры
Плодить не будешь.

А что до нашей Герцогини,

Благую роль в твоей судьбине
Сыгравшей, — то она в унынье
Промолвит: «Чести
Нет в том, кто оскорбляет ныне
Всех женщин вместе!»

Отнюдь не все метаморфозы

Стиха достойны или прозы.
Мой опыт прост, — и ты без позы
Прими, что выдам:
Приводят мелкие занозы
К большим обидам!

Насмешник злой, поэт Овидий

Представил мир не в лучшем виде.
И мир сказал ему «Изыди,
Посмейся в ссылке!»
К такой же приведут обиде
Твои ухмылки!

Пока не грянула гроза,

Нажми, Поэт, на тормоза,
Иначе проклянешь глаза
За свой же ляп,
Когда не застила слеза
Ни Вшей, ни Шляп!

В веках, однако, мнение Скиннера поддержки не нашло. Выдающийся канадский поэт Роберт Сервис, шотландец по происхождению, донес до нас последние отзвуки спора тех времен:

РОБЕРТ УИЛЬЯМ СЕРВИС {236} (1874–1958)

Старое кресло

Была у прадеда манера
Гудеть от Труна и до Эра.
И Бернс, брат, — та еще холера! —
Гудел с ним вместе.
Пока в сознанье пребывали,
«Звезду» нахально рифмовали,
И выпивали, выпивали, —
Всё честь по чести!

«Вот кресло старое, вот пятна,

Что Бернс оставил. Всё понятно?» —
Твердил нам дед неоднократно
И пел внучатам
«Ту, что постлала мне постель», брат,
Или читал, впадая в хмель, брат,
Стишок про Вошь, что и досель, брат,
Не напечатан.

И я в то кресло по привычке

Свои ребячьи ягодички
Любил пристраивать. Странички
Всё шелестели…
Родным наречьем покоренный,
Читал о Мыши разоренной,
О Дьяволе. — В ночи бессонной
Часы летели…

Люблю я Стивенсона, Гарди

И Киплинга, — и всё ж о Барде,
Чей дар подобен был петарде,
О землеробе,
Воспитанный волшебным слогом,
Я думаю в молчанье строгом:
То грешник был, любимый Богом, —
Великий Робби!