Век перевода. Выпуск 2

Горожане глазеть повалили гурьбой:
Это Рупрехт, — галдели они вразнобой, —
Труп как труп, не подобен фантому,
Но свеженек, не сгнил по-земному
Знать, заклятью подвержен дурному.

Как же так, — пронеслось над притихшей толпой, —

Был казнен в башмаках он, а я не слепой!
Поползли по толпе разговоры:
К башмакам приторочены шпоры!

Значит, Рупрехта где-то носило верхом,

После смерти скакал, одержимый грехом!
Этой вести народ поневоле
Удивлялся всё боле и боле.

Рупрехт не был в жокейский наряд облачен

В день, когда так исчез неожиданно он!
Вот и нынче в цепях, чин по чину, —
Видно, тайна скрывает кончину.

Может, зря нам твердили святые отцы,

Что столь праведно Рупрехт откинул концы?
Может, чудо устроили не чернецы?
Стал от ужаса воздух кромешен:
Не иначе, здесь дьявол замешан.

Был нам Рупрехт проклятьем, — шептался народ, —

Нет, повешенный проклят, лукавый не врет!
Окаянный стращал всю округу,
С мертвяком — сам помрешь с перепугу.

Спятишь, даже представив того скакуна

И того, кто решился ступить в стремена.
Труп, на адской гарцующий кляче, —
Вся земля содрогнулась бы в плаче!

Надо в землю поглубже его закопать,

Камнем рожу прижать — пусть не шастает тать.
Препожалуют к нам экзорцисты,
Дабы сгинул навеки нечистый.

Впрочем, те, кто в познаниях был искушен,

Говорили: могила — дрянной ухорон.
Одержимому силою ада
Гроб — не крепость, земля — не преграда,
Коль захочет — пойдет куда надо.

Здесь, в святая святых трех библейских Царей,

Отродясь не знавала земля упырей.
Рупрехт хуже вампира-злодея.
Экзорцисты — пустая затея!

Лишь огнем можно чертову выжечь алчбу,

Прах сожженный не будет вертеться в гробу,
Не посмеет идти на подначки
И устраивать адские скачки.

Но твердили иные: а как же секрет?

Кто на тайну прольет очистительный свет?
Надо бдеть в этом месте мистичном!
Пособившую в зле неприличном —
Стоит ведьму ущучить с поличным.

Ибо как же без ведьмы в таких-то делах? —

Это каждый поймет, невзирая на страх.
Раз такая случилась оказия,
Мы узнаем про все безобразия!

Так в догадках и спорах томился народ,

Но не двинулось дело ни взад, ни вперед.
О чудовищном столь произволе
В славном Кёльне не знали дотоле!

Часть IV