Век Вольтера

Но разве сверхъестественные убеждения и божественная санкция не являются необходимыми для действенности морального кодекса? Вовсе нет, говорит Гельвеций.

Не от религии… а только от законодательства зависят пороки, добродетели, власть и благополучие народа…. Ежедневно совершаются преступления, не наказуемые законами; что может быть более убедительным доказательством бесполезности религии?…Откуда берется нынешняя безопасность Парижа? От набожности его жителей? Нет… от регулярности и бдительности полиции…. В какой период Константинополь стал вместилищем всех пороков? В то самое время, когда была установлена христианская религия…. Самые христианские короли не были самыми великими монархами. Лишь немногие из них проявили добродетели Тита, Траяна или Антонина. Какой благочестивый князь может сравниться с ними?34

Поэтому Гельвецию казалось, что задачей философии является разработка и продвижение морали, не зависящей от религиозных убеждений. С этой точки зрения он написал то, что один из студентов назвал «самым научным исследованием социальной этики, вышедшим из-под пера любого философа».35 Он не собирался ни ругать, ни идеализировать человеческую природу; он принимал ее такой, какой находил, со всем ее эгоизмом, и пытался построить на ее основе естественную этику. По своей природе человек не является ни хорошим, ни плохим; он — существо, пытающееся сохранить себя в мире, где каждый организм рано или поздно будет съеден другим.36 Картина первобытного общества, которую недавно дал Руссо, показалась Гельветию нелепым воображением; Гоббс был ближе к истине, описывая «состояние природы» как войну каждого против всех.37 Термины «хороший» и «плохой», применяемые к людям, имеют смысл только в обществе; все хорошее — это социальная добродетель, продукт социального воспитания для достижения социальных целей.

Несчастен тот принц, который верит в изначальную доброту характера. М. Руссо предполагает его существование, опыт отрицает его; кто обратится к нему, тот узнает, что ребенок убивает мух, бьет свою собаку, душит своего воробья — что ребенок… обладает всеми пороками человека. Властный человек [освобожденный от социальных ограничений] часто бывает несправедлив; крепкий ребенок — то же самое; когда его не сдерживает присутствие товарищей, он, подобно властному человеку, силой присваивает сладость или игрушку своего товарища».38

Очевидно, что врожденного нравственного чувства не существует; все суждения о правильном и неправильном вырабатываются в ходе опыта индивида на основе учений и внушений его семьи, общества, правительства и церкви. Когда человек освобождается от этих принуждений — например, при абсолютном правлении, войне или толпе, — он склонен вернуться к беззаконию и безнравственности; и «в большинстве народов мораль теперь не более чем собрание… предписаний, продиктованных сильными мира сего, чтобы обеспечить себе власть и безнаказанно творить несправедливость». Но мораль в правильном понимании — это «наука о средствах, изобретенных людьми, чтобы жить вместе самым счастливым образом…. Если власть имущие не будут противодействовать ее прогрессу, эта наука будет развиваться пропорционально тому, как люди будут приобретать новые знания».39

Гельвеций — откровенный гедонист: цель жизни — счастье здесь, на земле, счастье — это непрерывность удовольствий, а все удовольствия в основном чувственные или физиологические.40 «Деятельность ума и приобретение знаний» — самые постоянно удовлетворяющие удовольствия,41 но и они в основе своей физические. Аскетизм глуп, сексуальные удовольствия вполне законны, если они никому не причиняют вреда. Добродетель — это не послушание законам Божьим, это поведение, доставляющее наибольшее удовольствие наибольшему числу людей. Здесь Гельвеций четко формулирует утилитарную этику, уже предложенную (1725) Хатчесоном и позднее (1789) изложенную Бентамом.

Чтобы быть добродетельным, необходимо соединить благородство души с просвещенным пониманием. Тот, кто сочетает в себе эти дары, ведет себя в рамках общественной пользы. Эта польза является принципом всех человеческих добродетелей и основой всех законов… Все законы должны следовать одному принципу — пользе общества, то есть наибольшего числа людей, находящихся под одним правительством… В этом принципе заключена вся мораль и законодательство».42