Век Вольтера

Несомненно, что большая часть из них, не имевшая права голоса в делах… не должна была страдать за проступки своих начальников, если бы такое различие было практически осуществимо. Были тысячи невинных, которых мы, к сожалению, спутали с двадцатью виновными… Разрушение Общества принесет большую пользу разуму, если янсенистская нетерпимость не сменится иезуитской нетерпимостью…. Если бы нам пришлось выбирать между этими двумя сектами, мы бы предпочли Общество Иисуса как менее тираническое. Иезуиты — покладистые люди при условии, что человек не объявляет себя их врагом, — позволяли думать так, как им заблагорассудится. Янсенисты хотят, чтобы все думали так же, как они. Если бы они были хозяевами, то осуществляли бы самую жестокую инквизицию над умами, речью и моралью.62

Как бы иллюстрируя эти взгляды, янсенистский Парламент Парижа, в том же 1762 году, когда он приказал распустить Общество Иисуса, также приказал публично сжечь относительно благочестивого «Эмиля» Руссо; Янсенистский парламент Тулузы в том же году сломал Жана Каласа на колесе; Парижский парламент в 1765 году сжег философский словарь Вольтера, а годом позже подтвердил приговор о пытках и казни, вынесенный молодому шевалье де Ла Барру судом Аббевиля.

25 сентября 1762 года д'Алембер написал Вольтеру: «Знаете ли вы, что я услышал о вас вчера? Что вы начинаете жалеть иезуитов и испытываете искушение писать в их пользу».63 В Вольтере всегда был запас жалости, и теперь, когда битва против Общества казалась полностью выигранной, он услышал несколько голосов упрека от своих мертвых учителей. Он взял в свой дом в Ферни одного из бывших иезуитов, преподобного Адама, который занимался его благотворительностью и регулярно обыгрывал его в шахматы. Вольтер предупреждал Ла Шалота: «Остерегайтесь, чтобы в один прекрасный день янсенизм не причинил столько же вреда, сколько причинили иезуиты… Что мне даст избавление от лисиц, если они отдадут меня волкам?»64 Он опасался, что янсенисты, подобно пуританам в Англии XVII века, закроют театры, а театр был почти его любимым увлечением. Поэтому он написал д'Алемберу: «Иезуиты были необходимы; они были развлечением; мы смеялись над ними, а нас собираются раздавить педанты».65 Он был готов помиловать иезуитов хотя бы потому, что они любили классику и драму.66

Его друг и враг Фридрих Великий присоединился к этим чувствам. «Почему, — спросил Фридрих у принца де Линьи в 1764 году,

Почему они уничтожили эти хранилища благодати Афин и Рима, этих прекрасных профессоров гуманитарных наук, а возможно, и всего человечества, иезуитов? Образование будет страдать… Но поскольку мои братья короли, самые католические, самые христианские, самые верные и апостольские, изгнали их, я, самый еретичный, собираю столько, сколько могу; я сохраняю породу».67

Когда д'Алембер предупредил Фридриха, что тот еще пожалеет об этом дружелюбии, и напомнил ему, что иезуиты выступали против завоевания Силезии, король упрекнул философа:

Вы не должны беспокоиться о моей безопасности; мне нечего бояться иезуитов. Они могут учить молодежь страны, и это им удается лучше, чем кому-либо другому. Правда, во время войны они были на другой стороне, но как философ вы не должны упрекать человека в том, что он добр и гуманен ко всем представителям рода человеческого, независимо от того, к какой религии или обществу он принадлежит. Постарайтесь быть больше философом и меньше метафизиком.68

Когда папа Климент XIV распустил все Общество Иисуса в 1773 году, Фредерик отказался разрешить публикацию папской буллы в своих владениях. Иезуиты сохранили свое имущество и функции в Пруссии и Силезии.

Екатерина II оставила в покое иезуитов, которых она нашла в той части Польши, которую она присвоила в 1772 году, и защищала тех, кто позже попал в Россию. Там они терпеливо трудились до своего восстановления (1814).

IV. ОБРАЗОВАНИЕ И ПРОГРЕСС

Но кто будет обучать французскую молодежь теперь, когда иезуиты исчезли? Наступил хаос, но вместе с тем открылась возможность для педагогической революции.