Век Вольтера

Так измученное, французское правительство боролось за то, чтобы предотвратить образовательное безвременье, которому угрожало изгнание иезуитов. Конфискованное имущество ордена было в основном использовано для реорганизации пятисот колледжей Франции. Они стали частью Парижского университета; Коллеж Луи-ле-Гран стал нормальной школой для подготовки учителей; зарплата была установлена на уровне, который казался разумным; учителя были освобождены от муниципальных повинностей, и им была обещана пенсия по окончании срока службы. В качестве учителей принимали бенедиктинцев, ораторианцев и христианских братьев, но философы вели против них кампанию, и с некоторым эффектом. Католическая доктрина по-прежнему составляла значительную часть учебной программы, но наука и современная философия начали вытеснять Аристотеля и схоластику, и некоторым светским учителям удалось донести идеи философов.79 В колледжах были созданы лаборатории с профессорами экспериментальной физики, а в Париже и провинциях были открыты технические и военные школы. Было несколько предупреждений о том, что новая учебная программа будет развивать интеллект, а не характер, ослабит мораль и дисциплину и приведет к революции.80

Философы, однако, связывали все свои надежды на будущее с реформой образования. В целом они считали, что человек от природы добр, а развратили его какие-то ложные или злые повороты в священничестве или политике; все, что ему нужно сделать, — это очиститься от хитрости и вернуться к «природе», которой никто не дал удовлетворительного определения. В этом, как мы увидим, и заключалась суть Руссо. Мы уже отмечали веру Гельвеция в то, что «образование может все изменить».81 Даже скептически настроенный Вольтер в некоторых случаях считал, что «мы — разновидность обезьян, которых можно научить действовать разумно или неразумно» 82.82 Вера в неограниченные возможности прогресса через улучшение и расширение образования стала догмой новой религии. Рай и утопия — это соперничающие ведра, нависшие над колодцем судьбы: когда одно опускается, другое поднимается; надежда поочередно зачерпывает то одно, то другое. Возможно, когда оба ведра оказываются пустыми, цивилизация опускает руки и начинает умирать.

Тюрго сформулировал новую веру в лекции, прочитанной в Сорбонне 11 декабря 1750 года, на тему «Последовательные достижения человеческого разума».

Человеческая раса, если смотреть на нее с самого начала, предстает перед взором философа как огромное целое, которое, как и каждое отдельное существо, имеет свое время детства и прогресса… Нравы становятся мягче, ум — просвещеннее, народы, доселе жившие изолированно, сближаются друг с другом, торговые и политические отношения связывают различные уголки земного шара, и все человечество, проходя через периоды затишья и бури, прекрасных дней и ненастья, продолжает свое движение вперед, хотя и медленными шагами, к неизменно приближающемуся совершенству».83

Вольтер нерешительно согласился:

Мы можем верить, что разум и промышленность всегда будут прогрессировать все больше и больше; что полезные искусства будут совершенствоваться; что из зол, от которых страдают люди, предрассудки, которые не являются их наименьшим бичом, постепенно исчезнут среди всех тех, кто управляет народами; и что философия, распространяемая повсеместно, даст некоторое утешение человеческому духу в бедствиях, которые он будет испытывать во все века.84

Умирающий философ приветствовал приход к власти Тюрго в 1774 году, поскольку не верил в массы и связывал свои надежды с просвещением королей. Мы не можем воспитать canaille, как он называл простонародье; они изнемогают от труда, прежде чем научатся думать; но мы можем воспитать несколько человек, которые, достигнув вершины, могут воспитать монарха. Эта мечта о «просвещенных деспотах» как лидерах человеческого прогресса была тем шатким роялем, на который опиралось большинство философов в своем видении прогресса. Они предчувствовали революцию, но скорее боялись, чем желали ее; они верили, что разум победит в правящем классе, что министры и правители прислушаются к философии и проведут реформы, которые предотвратят революцию и направят человечество по пути к счастью. Поэтому они приветствовали реформы Фридриха II, простили грехи Екатерины II, а если бы они были живы, то радовались бы Иосифу II Австрийскому. И что есть наша вера в правительство, как не возрожденная надежда?

V. НОВАЯ МОРАЛЬ